Всё лето до осени плотники разделывали чудовищный ствол, точно китобои тушу пойманного кита, а волхвы с молитвами обходили каждую доску посолонь, отгоняя возможное зло. Ибо никто не может быть полностью уверен в неведомом.
В тот год купеческий Галирад натерпелся немалого страха. Что сталось бы с городом, кончись по-иному великая битва у Трёх Холмов, так и осталось никому не известным. Уж верно, сидел бы теперь в городе какой-нибудь сегванский кунс, приехавший с далёкого острова, и всем заправлял по-своему, по-сегвански. Иные теперь ворчали, что, может, было бы не так уж и плохо. Но это теперь, когда пережитый страх отодвинулся и стал забываться. Известно, после драки всякий умён, особенно если самому не досталось. А тогда, пять лет назад, те же самые люди последнего ратника готовы были носить на руках, не говоря уже о дружинных витязях и о самом кнесе. Посовещавшись, галирадские старцы решили свезти драгоценный маронг в крепость и подарить государю Глузду – хоромам на обновление…
Вблизи города бережливые галирадцы подметали берег, словно метлой. Волкодаву и Ниилит пришлось довольно долго шагать вдоль края воды, прежде чем на глаза им попалось несколько более-менее сухих деревяшек, пригодных в костёр. Городские башни были ещё отлично видны, но в эту сторону местные старались не забредать. Волкодав знал почему. Море здесь врезалось в сушу узким заливом; в сотне шагов от того места, где он растеплил свой костерок, прибрежные валуны превращались в самые настоящие скалы. Чем дальше в глубь залива, тем выше и неприступней делались поросшие густым лесом кручи. А в самой вершине вздымался исполинский каменный палец, величественный даже на фоне островерхих снежных хребтов. Говорили, во время штормов прибой там вздымался на страшную высоту. Волкодав пригляделся: несмотря на ясное солнце в тёплых голубых небесах, у основания пальца, где он вырастал из скальной гряды, белёсыми клочьями плавал туман. Он клубился там всегда – не зря же приметчивые галирадцы испокон веку прозывали голый каменный монолит Туманной Скалой. И со времён столь же отдалённых почитали это место как
Словом, благоразумные галирадцы старались обходить Туманную Скалу стороной, и, наверное, правильно делали. Есть святые места. Есть недобрые. А есть и такие, что попросту предназначены не для людей. И всё тут.
Волкодав обжигал кольчугу над огоньком костра и думал о том, что вполне мог бы сделать это и дома. Причём даже с большим удобством. Решил, видите ли, погулять. Зато Ниилит, радуясь свободе, разделась за валуном и немедленно полезла в воду. Волкодав присматривал вполглаза за тем, как скрывалась в мелких волнах и снова показывалась её черноволосая голова. Скрывалась она надолго: Ниилит ныряла на удивление отважно, ничуть не боясь глубины. Море здесь было далеко не такое тёплое, как у неё в Саккареме, но девчонка блаженствовала. С неё станется натаскать морских звёзд, объявить их съедобными и немедленно зажарить на костре. Волкодаву тоже хотелось в воду. Он непременно окунётся, но только погодя, когда доделает дело.
Он сразу заметил всадников, выехавших из леса между ними и городом. Трое мужчин на рослых, сытых конях. Волкодав оглянулся на Ниилит: та как раз вынырнула, держа в каждой руке по двустворчатой раковине с миску величиной. Всадники ехали шагом. Они ехали в их сторону, но явно никуда не спешили. Лиц было не разглядеть, и Волкодав присмотрелся к плащам.
– Ниилит, – негромко позвал Волкодав.
Она стояла по шею в воде: он видел только её голову, белые плечи, обвитую бусами шею и руки, занятые раковинами. Всё остальное – смутным пятном сквозь прозрачную рябь.
– Возьми одежду, – ровным голосом сказал Волкодав. – И плыви на ту сторону. Доплывёшь?
Залив здесь был около полуверсты шириной. Случись что, вряд ли там они её легко достанут из луков.
– Я попробую испугать лошадей… – отозвалась Ниилит. – Мне Тилорн объяснял. У меня получится…
– Получится, но лучше не надо, – сказал Волкодав. – Посмотрим ещё, что у них на уме.
Ниилит бросила добытые раковины на берег:
– Может, они не со злом?..
– Может, и не со злом, – сказал Волкодав. – Плыви давай.