Волна любви на озере дружбы

Короче, я терпеть не могла Натали Пенсон и то, как она строила из себя крутую принцессу. Я ненавидела ее манеру с улыбочкой склонять голову, запуская пальцы в волосы.

Почему же из всех девочек школы, высоких и низкорослых, брюнеток и блондинок, худышек и толстушек, Тим выбрал именно ее? Почему такие, как Натали Пенсон, заслуживают внимания тех, кого мы любим, а с нами им скучно и неинтересно? И неужели мир настолько несправедлив и безнадежен?

– Итак, мисс Сюзанна, – сказал Тим после короткого молчания, – ты на меня дуешься?

Я не ответила, я была слишком удручена. Он остановился и недоверчиво уставился на меня. Затем скорчил насмешливую рожицу.

– Я знаю, что тебя горчит, девчонка ты эдакая. Ты теперь меня ревнишь? Не есть ли так?

Я вскинула голову и испепелила его взглядом. Я собрала все свои силы и пожелала, чтобы он превратился в каменного истукана или блохастую крысу, чтобы он исчез навсегда, чтобы он смылся куда подальше со своей Натали Пенсон и чтобы они оба запаршивели и впали в уныние.

– Надо говорить не «ревнишь», а «ревнуешь». И я не ревную. Мне на эту девчонку глубоко наплевать.

Тим пожал плечами:

– Тебе вовсе на нее не наплевать, лгунья. Стой здесь и жди меня.

Я осталась стоять, а он бросился бежать по улице. Я следила за ним. Я увидела, как он догнал Натали Пенсон, забежал вперед, обернулся, словно что-то забыл, на мгновенье замер и пустился обратно ко мне со всех ног.

– Я посмотрел на нее, – сказал он, широко улыбаясь, – Натали Пенсон – уродина. Глаза как плошки, голос как у жабы, куртка выпендрежная, ноги утиные. Знать не желаю Натали Пенсон, я ее презировываю. Видеть ее не больше не буду, обещаю. Пойдем со мной по булкам, ты – самое прекрасное создание на свете.

На этот раз пришлось утереть настоящую слезу, скатившуюся по носу.

– Тим, – спросила я, – а ты меня любишь?

Он снова остановился как громом пораженный и пристально на меня посмотрел.

– Очень содержательный вопрос, – сказал он. – Мне понадобится время, чтобы на него ответить. Пойдем в кафе, глупая болтушка, и я вас поговорю.

– Хорошо, – согласилась я. – Я закажу холодное какао.

Тим взял у меня ранец, и мы пошли искать какое-нибудь уютное кафе. Мы нашли кафе с деревянными столами и барной стойкой. Тим вывернул карманы, сосчитал свои деньги, и мы уселись друг напротив друга.

– Напомните мне ваш вопрос, – с важным видом попросил Тим.

– Вопрос был следующий: «Ты меня любишь?» – засмеялась я.

Серьезность Тима разом обратила грустную тему в веселую.

– Вы – юная девочка, и вам одиннадцать лет, – сказал он, – я студент, и мне – девятнадцать. Я никак не могу на вас жениться, и вообще, умоляю, пейте ваше какао. Удочерить я вас тоже не могу, поскольку у вас есть отец, который прыгает с парашютом, только не уляпайте, ради бога, вашу шерстяную безрукавку. Однако заявляю, что я по-своему люблю вас, поскольку, на мой взгляд, вы – самая чудесная глупая болтушка на свете. И не перебивайте меня, я объясню вам причины этой любви. Вы читаете Редьярда Киплинга, у вас нежное личико и красивые глазки, вы замечательно смеетесь, и вы покрываете мой преступный сон. И, в свою очередь, я спрашиваю вас: если ваша матушка выгонит меня из-за того, что мы не разговариваем, мы останемся друзьями?

– Да, Тим, да, – ответила я. – Когда ты женишься, я буду учить французскому твоих детей.

– Нет уж, уволь, – сказал Тим. – Вместо того чтобы с ними заниматься, ты у них в спальне будешь книжки читать. Лучше уж обещай разговаривать со мной, когда я вернусь в Англию.

– Хорошо, – сказала я.

– Вот и отлично. А теперь скажи, ты меня любишь?

Я вжалась в спинку стула и долго рассматривала носки своих туфель. Естественно, я любила этого Тима. Но ведь невозможно так запросто произнести: «Тим, я тебя люблю». Эти слова казались мне слишком громоздкими и слишком тяжелыми. Язык прилип к гортани, во рту пересохло.

– Ну и? – осведомился Тим. – Мне никто ничего не скажет?

На моем лице отразилась растерянность.

– Не получается.

– Не переживай, – улыбнулся Тим. – Мне не нужны грандиозные чувства влюбленной невесты. Мне нужны беззаботные чувства искреннего друга.

– Тогда да, – сказала я, – конечно, я тебя люблю. Мне иногда кажется, что ты – мой единственный друг.

– Wonderful, – сказал Тим, – люблю чувства. А теперь, раз мы так любим друг друга, пошли домой и немного почитаем.

Тим выгреб мелочь из всех своих карманов и расплатился за выпитое какао. Мы шли рядом и молчали.

– Я очень люблю твои вопросы, – заметил Тим спустя некоторое время, – задавай в любое время.

– Тим, ты классный, как марципан, – ответила я.

– А вы, барышня, в своем безумии не уступаете клубничным мармеладкам.

Вернувшись домой, мы часок поиграли в шашки, а потом Тим попробовал научить меня играть в шахматы. Безуспешно. Шахматы – совсем не мое. В жизни нельзя объять необъятное.

В тот вечер, пока я принимала ванну, мама обратилась ко мне через приоткрытую дверь.

– Как поживает малышка Пенсон? – спросила она. – Я иногда встречаю ее маму на работе. Такая же круглая отличница?