Вольная Русь. Гетман из будущего

Москаль-чародей постарался тщательнее рассмотреть брошенный казацкий табор. Покинули его явно в большой спешке, по всей его территории валялись тряпки, корзины, бочонки… несколько раз сердце екало от похожести чего-то на человеческое тело или его часть, однако быстро удавалось убедиться в ошибке зрения. По закону всемирной подлости глаза вдруг начали слезиться, что остроглазости никак не способствовало. Ни живых, ни мертвых там не рассмотрел, видимо, сечевики покинули его, а не полегли, безразлично, от вражеского оружия или болезни. Черные флаги, три штуки, оказались прикрепленными не к флагштокам, а к виселицеобразным сооружениям, что позволяло рассмотреть их цвет вне зависимости от наличия или отсутствия ветра.

«Накаркал. Черт бы меня побрал, накаркал. И кто меня, дурака, за язык тянул? Впрочем, к чертям-то мне прямая дорога, по делам, но перспектива отправиться в ад, не доделав столько важных, нужных людям дел… не радует».

Помассировал левой рукой грудь, в правой держал подзорную трубу, рукавом протер заслезившиеся глаза. Снова попытался как можно внимательнее рассмотреть поле битвы и покинутый табор сечевиков.

«Наших ни на поле, ни в таборе вроде бы не видно. То есть своих ребята успели похоронить, сражений без потерь не бывает. Хотя… хреново-таки видно в эту трубу, могу и ошибаться».

Попаданец закрыл оба глаза, пережидая острый приступ боли в висках и лобной доли мозга. К его великому облегчению, он оказался кратковременным, однако полезной информации из дополнительного разглядывания пока извлечь не смог.

«Вообразил себя туристом, чтоб меня!.. Захотел стать свидетелем исторического события – водружения на Святую Софию креста и, чего уж, возжаждал застолбить для своих предприятий стамбульских ремесленников. Наплел Богдану об опасности эпидемий, с которыми только сам могу справиться, и получил на выходе чуму. Правда, зато скоро подойдет флейт, загруженный наполовину карболкой, нефтью и протирочным спиртом. Эх, как жаль, что работа по инсектицидам только началась… впрочем, сырье для них в любом случае будут давать Болгария и Греция, а здесь пока сплошное разорение. Чуму разносят крысы, а им тут раздолье. Не дай бог, подхватит кто-то из балканских вояк, которые тысячами мимо проходят, такую болячку – сотни тысяч и у нас могут вымереть».

– Аркадий, щоб тебе! – донесся как бы издалека до него рявк Васюринского.

– Что?

– Шо, шо, ты будто оглох. Я несколько раз тебя позвал, а ты как втупился в свою трубу, так и клещами не оторвешь. Иди сюда, не перекрикиваться же нам по важному делу.

Москаль-чародей несколько мгновений непонимающе похлопал глазами, выныривая из размышлений и очень нехороших предчувствий, вызванных увиденным. Затем призыв друга наконец-то дошел до его мозгов. Он вышел из образовавшейся вокруг – без малейших вроде бы сознательных действий по этому поводу – зоны отчуждения и направился к рулевому веслу, где находился наказной атаман.

Хотя идти было недалеко, успел ощутить себя больным: кинуло сначала в пот, потом в холод, заболели виски, его чуть-чуть затрясло – неожиданно быстро пошел отходняк от шока, пережитого при виде черных флагов над казацким табором. По опыту прошлой жизни знал, что, будь поблизости термометр, измерение температуры показало бы ее повышение на градус-полтора против нормы.

«Блин горелый, термометры ведь тоже еще не производятся, градуирование не удается точно сделать. Определить точку кипения и замерзания воды оказалось не так уж просто: гуляет она при разном давлении, причем очень существенно, а с измерением оного тоже не все ладно. Надеюсь, зимой добьем эту тему».