Вольная Русь. Гетман из будущего

Довелось ему лично участвовать и в допросе висевшего на дыбе террориста. Морщась от боли, невольно прикладывая руку к груди, спустился в подвал. Там уже всё успели подготовить для неторопливой и продуктивной беседы. Грека раздели догола, сорвав с него даже крестик, и подвесили за руки, судя по мученическому выражению лица, ему и без плетей или подпаливания было больно и в крайней степени неуютно. В комнате пылал очаг, не только прогревая воздух - рядом положили что-то железное, неприятное на вид, на столе в углу стояла непроливайка с ручкой и лежала пачка бумаги.

Аркадий подошёл к террористу, невысокому, узкоплечему, без массивных мышц, но жилистому мужчине средних лет. По смуглой его коже гуляли вши и многочисленные мурашки, по телу то и дело прокатывали волны дрожи, то ли от холода, то ли от страха. Появление мёртвого по его расчётам человека поразило грека - лицо заметно побледнело, глаза выкатились, в них вместо привычного уже страха заплескался ужас.

Объяснялось это просто. В момент покушения он бросился после выстрела к упавшему-то только потому, что не знал, удалось ли соучастнику покушения попасть точно в цель. Успел заметить прореху в одежде напротив сердца, мёртвенно-бледное лицо, закрытые глаза и решил, что задание выполнено. Как раз в этот момент его и скрутил Василь, заметив в руке нож. И вдруг этот мертвец является на допрос. Иоаннис Ставридис сначала замер, позабыв о боли в плечах, потом судорожно задёргался, пытаясь разорвать путы и убежать от вурдалака, легенды о живых мертвецах ходили и по Элладе. Бедолага решил, что его ждёт участь хуже смерти - вурдалачество. Но ничего, кроме срыва кожи около запястий, не добился - среди прочих своих навыков, и вязать пленников казаки умели качественно.

Характерник стал напротив подвешенного на дыбу, лицом к лицу. Подтягивать узника к потолку не стали, а тридцатисантиметровая разница в росте не позволяла ему дотянуться пальцами ног до пола. Увидев колдуна так близко, Иоаннис принял его широкую улыбку за оскал, подготовку к укусу и, закатив глаза, потерял сознание. В помещении ощутимо завоняло.

"Однако... Неужели я такой страшный? Или он такой нежный и ранимый? Если уж человек на подобное дело идёт, то должен быть покрепче. Что-то здесь не то..."

- Пане Москалю, гляньте, чим у вас стреляли! - раздался оклик от казака, стоявшего рядом со столом, вызвавшегося "поспрошать" покушавшегося.

Подойдя туда - грек всё равно висел без сознания - Аркадий взял поданный ему сплющенный кусок... не свинца, как ожидал, а серебра.

"Эпическая сила искусства!.. Так и турки, получается, уже всерьёз меня колдуном-оборотнем полагают. Вот тебе и действенность пропаганды. Хорошо хоть из греческого ружья палил, они обычно пятнадцати-шестнадцати миллиметрового калибра. Бахни тот гад из алжирского, тридцатимиллиметрового и бронежилет мог не спасти. Если здесь... хм... граммов двадцать-тридцать, крупняк, то снаряд - по меркам двадцать первого века - вышиб бы на тот свет почти гарантированно. Но почему покушение на меня, а не на отобравшего у османов Азов Татарина или много раз обижавшего их Гуню? Мало ли кто и кем числится, бьют-то обычно по вершинам, то есть по главным атаманам. Да... надо, ох надо его поспрашивать, расколоть до самого донышка".

Пленника привели в себя. Русского языка он не знал, так что Москалю-чародею для допроса понадобилась помощь переводчика. Упирался покушавшийся недолго, чего-чего, а развязывать языки пленникам казаки умели. К великому сожалению, ничего толком, кроме подтверждения что послан именно убить Москаля-чародея, грек не сказал. Ни других засланцев в казацкий лагерь, ни объекты диверсий он не знал. Действительно не знал, иначе под пытками наверняка назвал бы, впечатления несгибаемого героя он не производил.

Пытался Ставридис сыграть на жалости, клялся-божился, что пошёл на преступление не добровольно, а под страхом страшной смерти для всей большой греческой крестьянской семьи. Мол, обещал какой-то янычарский ага, если они с соседом убьют запорожского колдуна, то никто родственников двух незадачливых убийц не тронет, а если не смогут, то всех предадут лютой казни.