Вольная Русь. Гетман из будущего

Было ему так хреново - голова закружилась, затошнило, сил совсем не осталось - что он не сразу расслышал, что поднявшийся на один с ним уровень полковник что-то говорит. Звуки доходили, будто сквозь слой ваты, да и мозги с реакцией не спешили. Не сразу сообразил, что Бугаенко обращается к нему. Наконец, немного продышавшись, смог сосредоточить внимание и услышал:

- Москале, Москале, тоби що, зовсим погано?

"Нет, блин, обалденно хорошо",

- чуть было не ляпнул в ответ, но вовремя спохватился и отозвался на явно слышимое в голосе собеседника беспокойство адекватно. - Ничего, ничего, сейчас пройдёт. Сердце, видно, прихватило.

Попытка взяться левой рукой за перила подтвердила этот диагноз - рука онемела, будто отлёжанная, полагаться на надёжность хвата её кисти не приходилось. Поняв это, Аркадий покрепче вцепился в перила с другой стороны - десница, вроде бы, работала. Чего нельзя было уверенно утверждать о нижних конечностях, по ощущениям ставшими ватными и крайне ненадёжными.

""Стоять - и никаких гвоздей! Вот лозунг мой и солнца"*. Мало того, что сердце сбоит, кажись и мания величия проклюнулась, сам себя с солнцем сравниваю. Больно как!"

Дыхание перехватило - вплоть до невозможности сделать очередной вздох, а боль в груди, показалось непереносимой. Знаменитый колдун захрипел, побледнев, будто мгновенно перекрасил лицо белилами, закатил глаза и потерял сознание. Всё вокруг завертелось и... померкло. Очнулся уже сидя на ступеньке, сердце по-прежнему ныло, но уже именно ныло, а не сбивало с ног болью. Вернулась возможность дышать - пусть потихоньку, не слишком резко и не полной грудью.

"А жизнь-то, кажется, продолжается. И, даже, по своему обыкновению, бьёт ключом, хотя и дала промашку, попав не по пустой голове, а по сердцу. И действительно, какой смысл лупить по сплошной кости - пробивать там всё равно нечего, все мозги в позвоночнике. А сердечко-то у меня поистрепалось за последние годы, не по Сеньке шапка, не по моим силам объём работы Феликса Эдмундовича или Лаврентия Павловича. А тут ещё Мишка сгинул... Нашла жизнь (или судьба?), уязвимый орган и, пожалуй, не промахнулась, это я сгоряча охулку на неё положил, попала куда целила. Боюсь мне не так много осталось прогрессорствовать, а столько ещё не сделано... И ведь среди предков ни у кого сердечных болезней не припомню".

Благодаря стиханию боли заработали и органы чувств. Аркадий ощутил задницей твёрдую, слишком узкую для сидения на ней ступеньку, чью-то мощную руку, осторожно придерживавшую его в сидячем положении и, вероятно, удержавшую от падения вниз. Иначе полетел бы наказной атаман кувырком по ступенькам, а то и ласточкой на землю, пробив телом перила. Открыв глаза, попаданец обнаружил совсем близко толстомясую, небритую рожу Бугаенко. Впрочем, в данный момент это, безусловно, было лицо, а не рожа - встревоженное, обеспокоенной, взволнованное.

"И поддерживает он меня - несмотря на свою силищу - аккуратно, можно сказать - нежно. Будь я или он голубым, и застань нас в такой позе партнёр... ох скандал бы разразился... Слава богу, ни его, ни меня в таком не заподозришь. Н-да... а ведь он меня спас - джуры шли сзади на несколько шагов, падая я их посносил бы к известной матери, поломавшись в придачу к сердечному приступу. А я его чёрт знает, в чём подозревал, да и, честно говоря, испытывал антипатию. Хреновый я колдун, то симпатизирую подонку, то сдуру презираю достойного человека".