Вольная Русь. Гетман из будущего

- Наконец, - продолжил кошевой, - про тебе ж як про святого слава йде. По всий руський земли. Зимою монахи з Троице-Сергиевой Лавры у Чигирини були, про тебе запытували. Прийшлося брехати, що ты на поважний справи и з ними стринутися не можешь. Не розповидати ж посникам и молильникам, що святой людыне в пьяний сварци морду розбили, щелепу набик зворотили, нис розплющили та, на додачу, сапогами по рёбрам видходили? Довидатися вони всё одно довидалися, але хоч пристойность була соблюдена.

Воспаривший было в эмпиреи, Срачкороб испытал, в который раз, "прелесть" грубого возврата в действительность.

- Та я... та мы йим самим навишали! И святисть ця... - Юхим проглотил ядовитое определение, не желая подставляться ещё и по поводу своего отношения к православию, принятому им сугубо для проникновения в желанное общество сечевиков.

- Припустимо, навишали йим вже коли ти, як не живий, на земли валявся. Тебя ж за мертвого сприйняли. Через твои дурни жарти два куреня стинка на стинку зийшлися. А святисть... Хто ж тебе спрашивать буде? Це всий Малий Руси треба. И усим козацким землям.

Полагавший, что шутка над казаками соседнего с Васюринским куреня была не дурацкой, а очень удачной и остроумной Срачкороб в пререкания по этому поводу вступать не стал. Поостерёгся. Но смолчать по поводу доставшей и совершенно ему не нужной святости не смог.

- Та не потрибна мени ця святисть!.. Призначьте святим кого-другого. Ну, хоч Ивана, я скильки разив про це говорив!

Богдан стукнул кулаком по столу, вызвав этим небольшое столотрясение. Звякнули ложки-вилки, опрокинулась и прокатилась по столу чарка, чуть было не опрокинулась одна из вновь водружённых на стол кварт с горилкой. Юхим её машинально поддержал, не дал упасть.

- Цыц! Святисть це тоби не чин чи выборна посада! На нейи неможна назначити чи серед людей вибори провести. Думаешь, я або митрополит не жалкуем, що слава святого в народи про тебе пишла? Ох, як печалуэмося - непидходяща ты для нимба людина. Та тильки що мы проти воли Господа? Видно, це Його ришення, - Хмельницкий указал пальцем в потолок. - Хочешь ты, чи не хочешь, а бути тоби святым. Питяння тильки, колы набудешь святость.

Последние слова показались Юхиму особенно неприятными.

- Це як понимать, про набуття?

- А чого тут незрозумилого? Святым признаэться людина, вид чиих мощей виходять чудеса. Навколо тебе йих завжди було досить, не сумниваюся, що й писля смерти ты не заспокоишься. Але ж тут и собаку закопано. Не подобае майбутньому святому лишати земну юдоль, захлинувшись, заливши очи, власним блювотинням, чи вид стусанив зьихавших з глузду пьянчуг. А ты, судячи з усього, маєшь намири закинчити саме так.

Гетман, насупясь, уставился на притихшего Срачкроба. Тому показалось, что его просвечивают тем самым ре... в общем, теми самыми лучами, о которых рассказывал Аркадий. Даже тени сомнения у казака не возникло, что видит его Богдан насквозь. И разговор о собственной кончине, да ещё настолько конкретный, Юхиму категорически не нравился. Ему вдруг стало зябко, и самые чёрные страхи заползли в душу.

"Ох, не до добра усе це".

Посверлив немного сечевика взглядом, Хмельницкий, поморщился, наверное, рассмотренное ему не понравилось. Так и не дождавшись от обычно бойкого шутника возражений, он продолжил:

- Я, як кошевой атаман войска Запорожского и гетман Малой Руси допустыты такого неподобства не можу. Святый из козакив должен загынуты у бытви с иноверными супостатами. З поляками там, або турками. И организуваты таке благе дило зовсим лёгко.

В последних словах Юхиму послышался приговор. Даже лютые враги не могли упрекнуть Срачкороба в трусости, но здесь он почувствовал, как отливает кровь от лица, а тело охватывает мелкая, противная дрожь. Только страх страхом, а человек, не умеющий его преодолевать, знаменитым на Сечи стать не мог. Пусть не мгновенно, но достаточно быстро казак сообразил, что имей Хмельницкий намерение поторопить смерть будущего святого, разговоры с ним разговаривать бы гетман не стал. Богдан подгонять собеседника не спешил, проявив свойственную многим политикам несовместимость слова и дела, достал из кармана трубку, кисет с табаком, задымил.

- И нащо же ты, Богдане, сюды прийхав? Хотив бы вбываты, був бы десь далеко, щоб нихто не подумав о твоей к цьому причетности.

- Аркадий попросил поставыты тоби ультиматум. Знаешь це слово?

- Слыхав.

- Так от, - Хмель не спеша, глубоко затянулся, потом медленно выдохнул дым вверх. Над головой кошевого образовалось медленно тающее кольцо. - Так от, - почему-то повторил он начало фразы, - першим заметил твою биду саме Аркадий. Помитыв и спробував тебе вговорыты пыты менше. Памъятаешь таке?

- Эээ... так, було щось... памъятаю.

- Памъятаешь, значить. Це добре. Москаль-чародей, как и годыться чаклуну, знав вже тоди, до чого твойи гулянкы доведуть, и сказав мени...

- От сволота! А ще другом мойим себе называв...