Вольница

— Куда ты запропастился, неудашный? Я бегала по всей барже — искала тебя… Сердце у меня зашлось.

Я сделал вид, что мне нисколько не жутко, и задорно похвалился:

— Мы с Карпом Ильичом в каюте калякали. А тут Корней пришёл да сказал, что за нами шкуна вдогонку бежит. Вон она! Видишь огоньки-то?.. Уж близко.

Мать порывисто повернулась к корме и стала всматриваться во тьму. Платка на голове и волосника у неё не было, а косы она закрутила в узелок на затылке. И от этого голова у нее стала маленькой и чужой. Мимо прошёл Гриша без картуза, но в длинном пиджаке. Кудри его трепал ветер.

— Иди-ка, Настя, к Анфисе, — озабоченно сказал он. — К себе в кухню её уведи. Чорт его гнёт, дармоеда! На своей новой шкуне форсу задаёт.

И он почему-то засмеялся. Мать заволновалась и загорелась от любопытства.

— Неужели это за Анфисой погоня-то?

— Нет, за месяцем: видишь, он спрятался за тучку, — пошутил Гриша. — А всего проще — купец хочет свою шкуну Анфисе подарить. Иди-ка проворней. Нет, уж лучше я тебя провожу, а то ветром в море унесёт.

— Вот ещё! Я, чай, сама… Аль я листочек осиновый?

Мать я чувствовал очень чутко с ранних лет: вероятно, её нервный трепет отзывался во мне с той безумной ночи, когда она в припадке «порчи» выбежала из избы на мороз и призраком носилась по лунно-снежной луке. Мне казалось, что я всегда прислушивался к ней, следил за каждым её движением и знал, что она переживает каждый час. Вот и сейчас я почувствовал, как по телу её заструилась судорожная дрожь. С широко открытыми глазами она озиралась и хваталась за сердце. Она ещё раз с тревогой взглянула на огоньки за кормой и побежала по палубе на нос. Порывом ветра и шквалом брызг её отшибло к стенке домика, но она совсем этого не заметила. Вдруг она рванулась назад и крикнула:

— Парнишку-то, Гриша, побереги! Как бы в море его не унесло. Захлопни его в кухне, Гриша, милый!

Гриша с пристальной улыбкой смотрел ей вслед и молчал. Не замечая меня, он пошёл дальше, к корме, прищёлкивая пальцами. Волосы его рвал ветер и выбивал их кудрявым руном.

— Дядя Гриша! — крикнул я, подбегая к нему. — Я — с тобой. Чего я один в кухне-то делать буду?

Не оборачиваясь, он далёким голосом отозвался:

— Ладно. Держись бог о бок: вместе сильнее будем.

Из-за борта летели брызги и мокрая пыль. Небо тяжело и непроглядно чернело очень низко и, казалось, опускалось до самого моря, только кое-где в прорывах мерцали искорки звёзд и сейчас же гасли. Мы с Гришей прошли к чёрным теням у правого борта. Хриплый басок Карпа Ильича спокойно и благодушно наставлял:

— Баграми его отгоняйте! Бросят чалку — руби её. Возьми топор, Балберка. А ежели рваться на баржу будут — в кулаки. Я этого кутилу знаю: на всё пойдёт, везде куролесить привык, чтобы все перед ним прыгали, как лягушки.

Карп Ильич с Корнеем и Балберкой пристально следили за шкуной, а Харитон стоял поодаль, заложив руки за спину, без шляпы. Волосы его трепал ветер и сбивал их на лоб. Он пристально глядел на огоньки шкуны, которая чернела уже близко и легко качалась на волнах. Балберка нетерпеливо взмахивал топором и заикался от смеха.

— Ишь, как режет волну носом-то. Аккуратная посудинка — барыня! Только ей не по морю мотаться, а в Кутуме гулять да по ерикам.

Карп Ильич ласково, но властно приказал Харитону:

— Иди-ка отсюда в сторонку, браток. Тебе здесь покамест нечего делать.

Харитон, но оборачиваясь, ответил ему:

— Знай своё дело, Карп, а меня не трогай.

Но Карп Ильич так же мягко и властно потребовал:

— Добром говорю: уходи. Ты сейчас здесь — вредный. Не теряй ума. Мы, кажись, друг друга понимаем. Когда будешь нужен, сам крикну по-хозяйски.

Харитон, сжав кулаки, пошёл широкими шагами на нос. А Карп Ильич будто помолодел и стал выше ростом.

Шкуна выскочила как-то сразу из темноты и, качаясь на волнах, с шумом, со вздохами, со свистом пара, почти впритирку подошла к нам. Из маленькой трубы её толчками вылетал дым. На нас пахнуло нефтяной теплотой. Это было небольшое, стройное судёнышко, неразличимой, тёмной окраски. Под парусиновым навесом у самого борта стояли плечом к плечу матросы в кожаных куртках и картузах. Все были молодые и коренастые. Поодаль от них держался за поручни нестарый человек с одутловатым лицом, с русой квадратной бородкой, в кожаной шляпе, похожей на башлык. Он зорко и угрюмо осматривал нашу палубу и по-хозяйски, надтреснутым голосом кричал:

— Матросы! Готовь багры! На борт с кастетами!

А Карп Ильич с весёлой строгостью скомандовал в свою очередь:

— Багры рубить! Матросов встретить по-моряцки!

— Эй ты, морда! — крикнул человек в кожаной шляпе и весь перегнулся через поручни. — Да ты знаешь, кто я? Я тебе шею сверну, болвану.

Карп Ильич усмехнулся и спокойно, с достоинством ответил:

— Для меня ты в море сейчас — разбойник, а с разбойниками у нас разговор короткий. — И он по-свойски предупредил матросов, которые стояли с баграми в руках: — Советую добром, ребята, не ввязывайтесь не в свое дело: берегите свою честь. А кастеты вам не помогут: мы ведь народ просолённый, всякие виды видали. Кто Карпа-ловца в Астрахани не знает?