Замок будто прорастал из холма — поседевший от времени, с мощными стенами и пузатыми башнями по углам. Донжон, похожий на обтесанную свечу и увенчанный острым многоугольным куполом, царапал мутное небо. Стрельчатые окна мягко светились. И реяли флаги с поджарым черным орлом, который сжимал в правой лапе скипетр, а в левой — чернильницу.
— Генрих, у вас ведь восприятие светописи, насколько я помню, связано с обонянием? Какой запах вы ощутили, глядя на снимки? Были какие-нибудь подсказки?
— Ах да, хорошо, что напомнили, Теодор. Как ни странно, запах оказался весьма приятный — медовый, я бы сказал, и очень знакомый. Я где-то с ним уже сталкивался, вот только где именно — сообразить не успел.
— Гм, — генерал задумчиво потер подбородок.
— А непосредственно на месте убийства? Ничего похожего не было?
— Нет, обычные аптечные ароматы. Йодоформ, касторовое масло. Да еще эта пыль вокруг слегка отдавала тленом. А светограмма, значит, медовая? Забавно, весьма забавно…
— Еще бы. Служебная светопись, как правило, не слишком благоухает. Особенно в вашей конторе, — мстительно сказал Генрих. — Контроль в вестибюле, к примеру, воняет для меня гнилью.
Генерал улыбнулся едва заметно. С минуту они молчали. Потом Генрих спросил:
— А у вас ведь побочное восприятие — через звук? Что вы услышали там?
— Волны и ветер, — сказал генерал. — Как будто я на берегу моря. И шум постепенно усиливается — кажется, идет шторм.
Локомобиль между тем заезжал на мост. Открылся вид на резиденцию канцлера. Она стояла на островке посреди замерзшей Прейгары — у подножья холма, под сенью королевского замка. Трехэтажная, лишенная архитектурных красот, резиденция мирно устроилась на обширной лужайке. Пожухлая трава вокруг была присыпана инеем.
На фронтоне виднелся знак Железного Дома — стилизованный циркуль. А ведь Генрих прекрасно помнил те времена, когда вместо циркуля там было изображение фокусирующей линзы в оправе. Совсем недавно, четверть века назад…
Боже, подумал Генрих, неужели я уже такой старый? Кажется, все было только вчера — пролетка катится по этому же мосту, и студент-третьекурсник, сидящий в ней, едва не лопается от гордости, потому что ему только что предложили работу. И брызжет радостью май, и трава на лужайке изумрудно сверкает, и жизнь впереди залита ослепительным солнцем…
— Теодор, — спросил он, — вы долго выбирали тогда? Ведь у многих на факультете природные способности были выше. Хотя, конечно, я понимаю — дело не только и не столько в способностях. Вы искали идеалистов.
— Не отвлекайтесь, Генрих. Сосредоточьтесь на деле. Вы сказали, что у вас пока — никаких догадок. Пусть так. Я тоже противник поспешных выводов при недостатке фактов. Но давайте начнем хотя бы с самых общих соображений. Как бы то ни было, вы — человек науки. И, по идее, должны смотреть на проблему шире, чем я.
— Пока мне ясны две вещи. Первое — выброс в аптеке был точечным. То есть, преступник, извините за каламбур, точно знал, куда бить. Второе — выброс был колоссальной мощности. Просто глупо тратить столько света для тренировки. Вывод — ваша гипотеза о «пристрелке» неубедительна. Во всяком случае, для меня. Аптекарь — не случайная жертва. И это опять приводит к вопросу, зачем его убивать.
— Спонтанный выброс? Убийство в состоянии аффекта?
— Очень сомнительно. Тогда бы жертва была одна. А у нас ведь еще историк.
— Согласен. Дальше.
— Главный вопрос — что общего у аптекаря и профессора? Где и когда они могли пересечься? Если поймем, то станет ясен мотив. Надо копать. И я бы начал с аптекаря — у него знакомств по определению меньше, проверить легче. Вы говорите, жил неприметно. Но хоть что-то необычное есть?
— Да как сказать. Родился в деревне — миль сто отсюда. Приехал в город семь лет назад, после смерти матери. Выучился, открыл свое дело — видимо, были какие-то сбережения. Вот тут, пожалуй, любопытный момент. Он рос без отца, мать была сельской травницей. Могла ли она оставить ему сколь-нибудь серьезную сумму? В общем, ждем подробностей о родителях. С деревней связаться напрямую нельзя, запрос послали в соседний город. Оттуда в деревню снарядили вахмистра — сегодня к вечеру должен прислать отчет. Пока что все сведения у нас — от невесты аптекаря и от его соседей.
— Сколько ему лет было, кстати?
— Недавно исполнилось двадцать пять.
Генрих невесело усмехнулся. Опять пресловутая четверть века. Для кого-то жизнь в этом промежутке изменилась неузнаваемо, а для кого-то и вовсе уместилась вся, без остатка. Будто в футляре с числовым секретным замком, где паролем служат даты рождения и смерти.
У профессорского особняка на Кленовой уже стояло несколько экипажей. Толпились зеваки — в большинстве своем, судя по виду, прислуга из соседних домов, но попадались и солидные бюргеры. Публика сдержанно гомонила, за ней приглядывал усатый вахмистр.
Генерал с Генрихом, выбравшись наружу, подошли к открытым воротам. Там их встретил плотный мужчина в штатском.
— Я увидел, как вы подъехали, герр генерал.
— Здравствуйте, Кольберг. Познакомьтесь — Генрих фон Рау. Наш приглашенный эксперт в этом деле.