Волны словно кенгуру

Наконец он всё выложил, всё вспомнил, энергично поклонился, махнул рукой: "Гуд бай!" - и, повернувшись на каблуках, выкатился за дверь.

Его место у стола мгновенно занял другой молодой человек.

Он выложил десяток каких-то проспектов, на которых были изображены разные флаконы, и заговорил нараспев так громко, словно выступал перед всей Америкой. Из кармана он достал два настоящих пузырька и попросил меня протянуть руки. Но я отшутился: "Зачем?"

Тогда молодой человек, пройдясь по каюте, плеснул из одного флакона себе на руку машинного масла, пританцовывая и мурлыча, растёр его так, что руки стали чёрными, и сделал страшные глаза: посмотрите, какая жуть!

Потом он запел ещё веселей, побрызгал на ладони из второго флакона и побежал в ванную.

Через минуту он вернулся: руки блестели! И молодой ковбой затрубил так, будто стоял не в каюте, а на площади:

- Приобретайте все моющие средства только в нашей фирме!

Мы засмеялись, а молодой человек стал листать проспекты:

- Какие моющие средства вам угодны? Эти? Эти? Эти? Пётр Константинович прошёлся по каюте и сказал:

- Мы покупали у вас в прошлый рейс. Да и продаёте вы очень дорого. Дороже других.

Парень на секунду стушевался, покраснел. Но тут же воскликнул:

- О'кей, капитан! Гуд дэй, капитан! Я к вам зайду в следующий раз. - И застучал каблуками по трапу. К следующему пароходу.

- Ну и артисты! - рассмеялся я.

Пётр Константинович посмотрел парню вслед и сказал:

- Долго ему ещё бегать и долго петь. А что поделаешь? Это ведь только начало его карьеры. Надо уговаривать покупателей. Не уговоришь расстанешься с местом.Беги, уговаривай, убеждай! Весели потребителя, демонстрируй продукцию лучшей фирмы моющих средств! В Америке нужно быть ве сёлым.

ТОСТ МИСТЕРА РОБЕРТА

Как-то жарким утром мы с Яшей убирали палубу и наблюдали за работой американских грузчиков. Работали они чётко, ладно.

И белые, и чёрные.

И тоже приглядывались к нам.

На причале раздался крик. К трапу подкатил миниатюрный автофургон, и вверх по ступенькам, скрипя протезом, заковылял наш шипшандлер, поставщик продовольствия, могучий мексиканец Джулиано. Лицо у него было оранжевым и пористым, как апельсины, лежащие в фургоне.

Он кричал, наверное, на трёх языках сразу - английском, испанском, русском: "Давай-давай!" И мы с Яшей бросились таскать в артелку овощи.

Я отнёс огурцы и лук, когда по трапу лёгким шагом побежал подтянутый, хоть и с брюшком, высокий американец. Правой рукой он словно бы опирался на невидимую трость, а левой приподнимал пробковый шлем. Я часто видел его с Виктором Санычем - оба они отвечали за груз - и посторонился.

Капитан на палубе поздоровался с ним и окликнул меня:

- Ящик на место и мигом сюда! Мистер Роберт обещает показать порт. Только подпишем в конторе бумаги.

Я торопился. Ещё бы! Смотри всё, что можно! Сегодня в Лос-Анджелесе, а завтра уже в океане!

Но только спустился на причал, вздохнул:

- Опять машина?

- Америка! - с улыбкой ответил капитан. - Они сами на всё смотрят из окна машины.

Я забрался на заднее сиденье.

Мы заглянули на несколько минут в контору. И только выехали за ворота, мистер Роберт направил машину к стаду старых автомобилей!

"Ну, начинается, - подумал я. - Джордж № 2".

Но мистер Роберт проскочил мимо ограды.

Мы осмотрели "Куин-Мери".

Я сфотографировал лучшие пароходы порта, пальмы, залив, и мы уже въезжали на мост, как вдруг меня прямо подбросило.

Среди пальм струился ручей и стояла хижина из пальмовых стволов и листьев.

- Вигвам! Настоящий! - крикнул я. - Посмотрим? Мистер Роберт усмехнулся: "Йес", но тут дверь вигвама

раздвинулась, за нею показались столики со скатёрками, а через ручей запрыгали по камням двое коротышек - в шлемах, с фотоаппаратами через плечо. "Туристы", - понял я. А мистер Роберт показал на них:

- Индейцы! Быстроногие олени! Правда?

И я засмеялся.

Мы летели среди пальм и холмов, мимо аттракционов и пляжей и лишь иногда вдруг вклинивались в поток машин.

Машин было множество. Они старались обойти друг друга, пластались по воздуху, как борзые. Их хозяева из-за стёкол посматривали на соседей с чувством превосходства, и машины, казалось, задирая металлические носы, тоже бросали друг на друга заносчивые взгляды:

"Мы самые дорогие!"

"Мы самой лучшей породы!"

Наша машина была не из лучших. Но мистера Роберта это не волновало. Он легко держал на руле крепкую руку. Просторная дорога так и вырывалась из-под колёс. Вдали, как лёгкие язычки пламени, голубели калифорнийские горы, и Пётр Константинович вдруг хлопнул рукой по колену:

- Вот дорога! Красота! И не подумаешь, что здесь стреляют в президентов, а где-нибудь там, - он кивнул в окно, - начиняют страшные бомбы. Калифорния! Солнце, пальмы, океан!

Мистер Роберт затормозил, и мы вышли из машины.

Перед нами среди пустыря громадный механический молот тяжело бил по раскалённой земле. Вверх-вниз, вверх-вниз. Казалось, вокруг всё гудит и клокочет.

Роберт постучал каблуком но рыжей глине, покатал ногой пустую консервную банку:

- Очень дорогая земля.

- Эта пустыня? - спросил я.

- Под нами бурлит нефть! - сказал капитан.