Вольный стрелок

Багровые отблески пламени пылающей авиатехники дьявольскими языками плясали по оцинкованной кровле соседнего ангара. Слышался топот людей, бегущих куда-то согласно боевому расчёту. Гул канонады смолк, уступив место разрывам боеприпасов, доставленных непосредственно в район жилой зоны прорвавшимися на авиабазу беспилотниками. В дополнение ко всему сверху с характерным воем начали сыпаться мины, выпущенные в режиме беглого огня. По всему периметру обороны грохотали стрелявшие наугад танковые пушки и станковые пулемёты. Издалека донёсся истошный крик раненого. Гигантская вспышка осветила половину неба. За ней последовал гул мощного взрыва, произошедшего на дальней окраине аэродрома в районе складов с боеприпасами.

Обстрел, продолжавшийся какую-то пару минут, закончился так же внезапно, как и начался. Освещённая заревом пожаров авиабаза постепенно выходила из шокового состояния. С вертолётной площадки в задымлённый воздух взмыло дежурное звено МИ-24, называемых на армейском сленге «крокодилами», и устремилось в сторону Идлиба к дальней границе внешнего периметра боевого охранения. Через минуту успевшее окончательно почернеть небо повторно озарилось ярким всполохом – вспыхнувшая факелом вертушка завалилась на бок и, крутясь вокруг своей оси, рухнула на землю где-то в районе предгорья.

От всего увиденного Максим впал в состояние, близкое к дежавю. Ему доводилось сталкиваться с подобным в Афганистане, только, в отличие от сегодняшней ситуации, там он сам сразу же вступал в бой, и времени на раздумья и философское осмысление происходящего у него тогда точно не было.

А сейчас, недовольно буркнув себе под нос фразу, мол, «кому война – мать, кому… твою мать», – он зашёл в темноту длинного коридора командирского модуля и, нашарив на ощупь ручку двери апартаментов Казачёнка, вновь оказался в компании Че Гевары и президента. Свет зажёгся так же неожиданно, как и погас. По всей видимости, в центре боевого управления решили, что опасность миновала.

Вернувшийся Виктор выглядел взъерошенным и раздражённым. Он изо всех сил старался сохранять олимпийское спокойствие, но это получалось у него не очень-то успешно. Пройдясь пару раз из угла в угол просторного помещения, он подошёл к столику, на котором стояла распечатанная бутылка коньяка, критически глянул на стоящие рядом с ней рюмки и, сняв с полки два больших бокала, разлил по ним содержимое бутылки.

– Как же я устал бороться с дураками… Из раза в раз одно и то же, из года в год всё хуже и хуже… Последние титаны уходят, а вместо них приходят клоуны! – в сердцах произнёс Казачёнок, убирая на полку ставшие ненужными рюмки.

– Давно ли ты о себе во множественном числе говорить начал? Приглядись-ка повнимательнее: где они, титаны-то? А клоуны в штанах с лампасами и в прежние времена водились… Или забыл? – иронично хмыкнул Максим. – А уж сейчас-то… Наиглавнейшим качеством для продвижения наверх является личная преданность, всё остальное – вторично. Именно это и называется отрицательным отбором.

Виктор в очередной раз сделал вид, что не заметил язвительной реплики друга, и продолжил всё в том же тоне:

– Они гордо заявляют, что в целом атака успешно отражена. Сбит десяток дронов и половина реактивных снарядов! Идиоты! Сбить беспилотник, стоящий триста баксов, ракетой за миллион – всё равно, что бросаться в стаю мух золотыми слитками! Как же! Война всё спишет! – Виктор подал наполненный бокал сидящему в кресле Максиму. – Четыре СУ-24, два СУ-35, АН-72, МИ-24, склад боеприпасов… Пятеро «двухсотых», семнадцать «трёхсотых». Базу обстреливали одновременно и с территории, охраняемой иранцами, и с территории, охраняемой сирийцами… Измена кругом. Они, союзнички наши, на самом деле все нас ненавидят и при первом же удобном случае засадят нам в спину нож по самую рукоятку!

Максим поднялся с кресла, и они, не чокаясь, молча осушили свои бокалы до дна.

– Было бы за что нас любить… – Максим скептически улыбнулся. – Давай спать укладываться, тихо радуясь тому, что наши израильские или турецкие партнёры до сих пор не шарахнули по нам.

– Этого ещё не хватало, – устало усмехнулся Казачёнок, бросая свежий комплект постельного белья на широкий диван. – Хотя от них всего можно ожидать… Израильтяне, те хоть с головой дружат, а вот турецкие дуболомы – случай совсем клинический… Да Бог бы с ними, жаль, что в горный лагерь полететь с тобой не смогу – с утра начнётся настоящее паломничество самых разнообразных проверяющих. – Да ладно, не маленький! Сам как-нибудь доберусь, – стеля постель, откликнулся Кольченко.

Быстро уснуть в ту ночь у них не получилось, и, чтобы сменить тему крамольного разговора на что-то более нейтральное, Максим решил немного пофилософствовать.