Волшебная зима

Муми-тролль уселся под столом и, перечитывая письмо Снусмумрика, принялся за еду.

Потом он лег на спину и посмотрел на квадратные деревянные чурбачки под столешницей. Стояла глубокая тишина.

– Привет! – прошептал вдруг Муми-тролль первую строчку из письма Снусмумрика и дальше стал читать наизусть: – Спи спокойно и не горюй. В первый же теплый весенний день… – Тут он чуть повысил голос и вдруг запел во все горло: – Я вернусь к тебе! Я вернусь к тебе! И наступит весна, и будет тепло, и я вернусь к тебе, и к тебе вернусь я… к тебе… и навсегда-навсегда-навсегда!..

Тут Муми-тролль внезапно смолк, пронзенный взглядом крошечных глазок, уставившихся на него из-под кухонного столика.

Он тоже уставился на эти глазки. В кухне по-прежнему стояла тишина. Потом глазки исчезли.

– Погоди! – испуганно воскликнул Муми-тролль.

Он подполз к столику и тихонько поманил того, кто только что смотрел на него:

– Выходи, выходи. Не бойся! Я добрый. Вернись…

Но тот, кто жил под кухонным столиком, не возвращался. Муми-тролль разложил на полу несколько ломтиков хрустящего хлебца и налил немного брусничного сока в блюдечко.

Когда он потом снова вернулся в гостиную, хрусталики на потолке грустно позвякивали.

– Ну, я пошел! – сурово сказал Муми-тролль хрустальной люстре. – Вы все мне надоели, и я иду на юг, чтобы встретиться со Снусмумриком.

Повизгивая, Муми-тролль стал бегать от окна к окну, но и там все тоже крепко-накрепко примерзло. Тогда Муми-тролль бросился на чердак, распахнул слуховое окошко и вылез на крышу.

Волна холодного воздуха обдала Муми-тролля, да так, что дух захватило. Поскользнувшись, он скатился с крыши и, беспомощно барахтаясь, въехал в новый, опасный мир и впервые в жизни глубоко окунулся в снежный сугроб. Что-то неприятно кольнуло его бархатную шкурку, а нос его тут же почуял какой-то новый запах. Запах был более резкий, нежели все знакомые ему прежние запахи, и чуть-чуть отпугивающий. Но именно он заставил его окончательно проснуться и пробудил интерес к окружающему.

Сероватый полумрак густой пеленой затянул долину. Но сама долина была не зеленой, как прежде, а белой. Все застыло там, стало неподвижным и сонным. Белый покров сгладил углы и неровности.

– Это снег, – прошептал Муми-тролль. – Мама слыхала рассказы про него, и он так и называется – снег.

Между тем, хотя сам Муми-тролль даже не подозревал об этом, его бархатная шкурка решила превратиться в шубку, которая может понадобиться зимой. Правда, на то, чтобы отрастить шерстку, уйдет немало времени, но решение было принято. (И на том спасибо.)

С трудом пробираясь сквозь снежные сугробы, Муми-тролль подошел к реке. Той самой прозрачной речушке, что так весело бежала летом по саду семьи муми-троллей. Но теперь она казалась совсем иной – черной и равнодушной. Река тоже принадлежала к тому новому миру, где Муми-тролль чувствовал себя чужим.

На всякий случай он взглянул на мост, перекинутый через реку, и на почтовый ящик. И мост, и почтовый ящик ничуть не изменились. Муми-тролль слегка приподнял крышку ящика, но там никаких писем не было, он обнаружил лишь увядшие листья, на которых ничего не было написано.

Муми-тролль уже привык к запаху зимы, и этот запах не казался ему каким-то особенным.

Муми-тролль взглянул на куст жасмина – сплошное сплетение голых веток – и с ужасом подумал: «Жасмин умер. Весь мир умер, пока я спал. Этот мир принадлежит кому-то другому, кого я не знаю. Быть может, Морре. Он не создан для того, чтобы в нем жили муми-тролли».

Мгновение Муми-тролль колебался. Но потом подумал, что бодрствовать одному среди тех, кто спит, еще хуже, и, осторожно ступая, проложил первые следы на заснеженном мосту и дальше вверх по склону. Следы были очень маленькие, но твердые и вели, плутая между деревьями, прямо на юг.

Вторая глава

Заколдованная купальня

По берегу моря, чуть подальше к западу, бестолково скакал туда-сюда по снегу маленький бельчонок. Он был ужасно неразумный и в мыслях своих любил называть себя «бельчонком с хорошеньким хвостиком».

А вообще-то он никогда подолгу ни о чем не задумывался. Чаще всего он обходился тем, что чувствовал или ощущал. Вот и сейчас он как раз почувствовал, что матрасик в его дупле стал совсем жесткий, и выскочил из дупла поискать новый.

Время от времени, боясь забыть, что он ищет, бельчонок бормотал про себя:

– Матрасик…

Бельчонок был такой забывчивый!

Он прыгал между деревьями, выскакивал на лед, задумываясь, тыкался мордочкой в снег, глядел в небо, потряхивая головкой, и снова прыгал дальше.

В конце концов бельчонок очутился возле пещеры и быстренько шмыгнул туда. Забравшись так далеко, он совершенно забыл про матрасик. Вместо того чтобы раздобыть себе свежую подстилку, он уселся на свой хвостик и начал думать о том, что его, кроме того, вполне могли бы величать «бельчонком с хорошенькими усиками».

Глубоко в сугробе, прикрывавшем вход в пещеру, кто-то постелил солому. На соломе стояла большая картонная коробка с отверстием для воздуха в крышке.