Волшебник Хуливуда

Осторожно отбил горлышко одной из бутылок. В ней оказалось красное вино. Оно залило ему грудь тем, что в полумраке казалось кровью. Жажду вино не утолило, но от мерзкого вкуса во рту, по крайней мере, избавило.

Голый, он сидел на ящике и мерз. Подумал о том, не заорать ли ему, чтобы оповестить тюремщиков о том, что пришел в сознание. Но нет, не стоит. Ему сейчас надо было пораскинуть мозгами. Может быть, удастся придумать что-нибудь путное.

И вдруг он вспомнил карикатуру, которую видел когда-то в иллюстрированном журнале. Двое узников, прикованные к стене так, что их ноги болтаются в воздухе. В камере ни окна, ни обстановки, вообще ничего. Один из узников говорит другому: "У меня есть план". Вспомнив об этом, Канаан расхохотался. Он посмеялся всласть, хотя и контролируя себя, чтобы не сорваться в истерику.

Глава сороковая

Когда проживешь в маленьком городке пять-шесть лет, то познакомишься с половиной жителей, а со второй половиной начнешь, как минимум, раскланиваться. А в большом городе – в Чикаго, в Нью-Йорке, в Детройте, даже в Лос-Анджелесе – и в своем-то квартале знаешь лишь десять процентов соседей, еще десяти процентам неуверенно киваешь, а на остальные восемьдесят только косишься.

А когда проведешь на улице типа Голливудского бульвара (где народу примерно столько же, сколько в небольшом городке или в квартале большого города) часов шестнадцать-восемнадцать, тебе начинает казаться, будто ты знаешь здесь уже всех, по меньшей мере, зрительно. Но Голливудский бульвар и в особенности «блядоходная» его часть – это место, подверженное постоянным переменам. Цвет, пол, национальность и сочетания всего вышеперечисленного – все это перетекает из одного в другое буквально каждый час.

Канаан знал здесь практически всех малолетних проституток и педиков, выставляющих напоказ свой товар, знал каждого воришку, налетчика, костолома и сутенера. Канаан представлял собой соответствующим образом запрограммированный ходячий компьютер.

Свистун знал здесь многих – но, конечно, не стольких. По сравнению с Канааном, он, можно сказать, никого не знал.

Когда он в конце концов вышел на Джорджа Гроха – жоржика-моржика или Игрока, как его тут называли, – то не смог бы поручиться, что этот парень когда-нибудь попадался ему на глаза. Может, и потому, что таких восемнадцати-девятнадцати-летних оболтусов было здесь слишком много, – эдаких пухлогубых блондинчиков, готовых на все и порой становящихся жертвами того, на что они как раз не готовы.

– Игрок, – окликнул Свистун, подкравшись к нему сбоку и отрезав его тем самым от остальных торговцев собственным телом, толпящихся на углу этой изумительной – особенно для хуливудского климата – ночью.

Свистун подумал, что Грох похож на одну из звезд немого кино. Как там ее звали? Ах да, Вероника Лейк.

Это имя гремело еще до рождения Джорджа Гроха. Да, если уж на то пошло, и до моего собственного рождения, подумал Свистун.

Игрок напряженно улыбнулся потенциальному клиенту, чуя в нем однако же и кое-что иное. Чуя в нем полицейского.

– Жоржик-моржик? – спросил Свистун по-другому.

Игрок нахмурился.

– Предпочитаю, чтобы меня называли Игроком.

– Да ради Бога, как хочешь.

– Это не я хочу, – проверяя пальцем ноги температуру воды, возразил Игрок. – Это ты чего-то хочешь.

– Хочу, чтобы ты рассказал мне, как это получается, что Кенни Гоча ты знал, а Гарриэт Ларю не знал. Ведь речь идет об одном и том же человеке.

Игрок переступил с ноги на ногу, готовясь припустить наутек.

Свистун наступил ему на ногу – не слишком сильно, но вполне достаточно, чтобы на корню пресечь мысль о бегстве.

– Смотри у меня, – сказал он. – Смыться надумал. А интересно, почему? Ты мне все расскажешь. Много мне, правда, не надо. Только ответ на несколько вопросов.

– С ноги-то сойди, – сказал Игрок.

– А ты не убежишь?

Игрок покачал головой; длинные белокурые волосы рассыпались по плечам.

Свистун убрал ногу, и Игрок тут же сорвался с места, но был в то же мгновение остановлен грубым рывком.

– Ну вот, как тебе после этого доверять? Свистун схватил его за запястье и сжал с такой силой, что у Игрока пропала малейшая охота к дальнейшему сопротивлению.

– Пойдешь со мной, – сказал Свистун. – Я угощу тебя кофе.

Они перешли через дорогу и зашли к «Милорду», где Боско восседал за книгой. На этот раз он читал "Забавное Евангелие". Любимый столик Свистуна в нише у окна оказался занят, и он присел за другой, в глубине зала. Толчком бедра заставил сесть за столик и Игрока. Сам сел так, чтобы отрезать ему дорогу к отступлению.

– Ты кто, на хер, такой? – спросил Игрок. – Я сейчас орать начну! Закричу, что ты насильник. Что ты лезешь ко мне под столом. Смотри, потом не расхлебаешь.

– Интересно ты выражаешься, – заметил Свистун. – Часом, не слыхивал про Бенни Ракера?

– Про кого?

– Про Бенни Ракера. Он тут два-три года назад разъезжал по бульвару в тачке с откидным верхом.

– Не знаю никакого Бенни Ракера. Да два года назад меня тут еще не было.

– Ну, и нормально. Нас не интересует Бенни Ракер. Нас интересуют обстоятельства его гибели. Хочешь знать, как он погиб?

– Как?