Волшебник земноморья

Увидев, как, сам того не ведая, он так сильно околдовал коз, что они откликнулись на его зов и пошли за ним, она решила, будто мальчик несомненно обладает магическими способностями.

До сих пор племянник не занимал никакого места в ее жизни, но сейчас ведьма смотрела на него другими глазами. Похвалив его, она сказала, что знает много таких стишков и, кроме того, может научить его заклинаниям — стоит только их произнести, как улитка выставит рожки из раковины, а сокол спустится с неба.

Дьюни обрадовался.

— Давай поскорее научи меня! — воскликнул он с жаром, довольный тем, что тетка похвалила его за сметливость, — о том, как его напугали козы, он уже успел начисто забыть.

— Но ты должен обещать мне, что никому из детей не выдашь тайны и не раскроешь имен, которые я тебе назову, — предупредила тетка.

— Обещаю, — ответил он с готовностью.

Ведьма улыбнулась его детскому нетерпению.

— Вот и отлично, — сказала она. — Но на всякий случай я скреплю обещание: я заговорю твой язык, и он перестанет слушаться, пока я снова не развяжу его. Но даже после того, как к тебе вернется речь, ты не сможешь произнести имена, которым я тебя научу, если поблизости будет кто-то посторонний. Мы ведь должны хранить секреты нашего ремесла.

— Ну хорошо, — сразу же согласился мальчик. У него и в мыслях не было делиться своей тайной с кем-либо из товарищей — напротив, ему всегда нравилось знать то, чего другие не знали, и делать то, что другие не умели.

Он сидел неподвижно и смотрел, как тетка стянула сзади узлом свои нечесаные космы и туго завязала пояс. Затем она снова села, скрестив ноги, и стала бросать в огонь охапки листьев — дым заполнил все темное пространство хижины. Потом она вдруг запела — голос то понижался до шепота, то поднимался до самых высоких нот, будто пела не она, а кто-то другой у нее внутри. Она пела и пела, и мальчик уже перестал понимать, бодрствует он или дремлет. Все это время старый ведьмин пес, который так ни разу и не залаял, глядел на него, не мигая, красными от дыма глазами. Ведьма заговорила с Дьюни на непонятном языке и велела повторять за ней какие-то стишки и слова, пока не околдовала его так, что он не мог двинуться.

— Говори! — приказала она, чтобы проверить действие чар.

Дьюни не мог произнести ни слова, но вдруг рассмеялся. Ведьма явно была обеспокоена силой, таящейся в этом мальчике, — она пустила в ход все умение, чтобы подчинить своей воле его язык, а заодно сделать его послушным пособником в ее ведьмовских делах. Но мальчик рассмеялся, будучи скованным чарами. Она ничего на это не сказала. Плеснув чистой воды в огонь, она подождала, пока рассеется дым, а затем дала Дьюни попить и, как только воздух полностью очистился, назвала ему истинное имя сокола.

Это были первые шаги Дьюни на пути, которым ему предстояло следовать всю жизнь, магическом пути, приведшем его в итоге, после того как он обшарил моря и земли в поисках Тени, к сумеречным берегам Царства Мертвых.

Отныне стоило ему произнести имя, как сокол тут же выныривал из ветра и, громко хлопая крыльями, садился ему на запястье, будто Дьюни был сказочный принц, собравшийся на соколиную охоту. Ему не терпелось узнать, как кличут других птиц. И он умолял тетку назвать ему имена перепелятника, скопы, орла. Он безропотно выполнял поручения ведьмы и старался запоминать все, чему она его учила, хотя далеко не всегда ему нравилось то, что доводилось видеть и слышать. На Гонте говорят: «От женского колдовства проку мало», но есть там иная поговорка: «Женщина наколдует — жди беды».

Олыпанниковская ведьма не была черной колдуньей и в своей колдовской практике никогда не прибегала к высокой магии и не касалась Тайных Сил Земли. Но она была женщиной невежественной и жила среди такого же невежественного народа, и потому ремесло ее нередко служило мелким и сомнительным целям. Она не подозревала о существовании законов Равновесия и Этики, о которых знают и которым служат все настоящие волшебники, так как эти законы удерживают их от применения магической силы, пока в этом нет нужды. Она знала заговоры на все случаи жизни и вечно плела свою колдовскую паутину. Все ее знания были построены на обмане и всяческой ерунде, и она даже не могла отличить подлинных чар от фальшивых. Она помнила несметное множество заклятий, и ей, очевидно, легче было напустить болезнь, чем излечить от нее. Как всякая деревенская ведьма, она умела варить любовное зелье, но могла состряпать нечто и похуже, если хотела возбудить в ком-то ревность или ненависть. Эти темные делишки она предпочитала скрывать от своего подмастерья и по мере сил старалась учить его честному ремеслу.

На первых порах Дьюни радовался той власти, какую он благодаря колдовству обретал над животными и птицами, и узнавал их повадки. И, надо сказать, радость эта сохранилась у него на всю жизнь. Дети, встречая Дьюни на горных пастбищах с хищной птицей на руке, прозвали его Ястреб, и эта кличка прилепилась к нему и стала его вторым именем в обыденной жизни, где подлинное имя остается неизвестным.