Бревенчатый дом мага, просторный, крепко сработанный, с печью и дымоходом вместо ямы в полу, был, тем не менее, похож на хижины в деревне Ольшанники — всего одна комната с пристроенным к ней загоном для коз. В западной стене комнаты было нечто вроде алькова — там спал Гед. Над его ложем было окно, выходящее на море. Однако большую часть времени окно приходилось закрывать ставнями от сильных северных и западных ветров, которые дули всю зиму. В теплом полумраке этого дома Гед прожил все холодные месяцы, слушая, как хлещет дождь и воет ветер или падает снег. Он учился читать и рисовать Шестьсот Хардских Рун и, надо отдать ему должное, делал это охотно, так как без знания рун никакая зубрежка магии и заклинаний не даст истинного мастерства. И хотя в хардском наречии Архипелага магического смысла не больше, чем в любом другом языке, корнями он уходит в Древний Язык, в котором предметы назывались их истинными именами. Если вы хотите понять этот язык, надо начинать с рун, которые были написаны еще в то время, когда острова всего мира впервые поднялись из моря.
Но никакого чуда, никакого волшебства так и не произошло. Вся зима — это постоянное перелистывание тяжелых страниц книги рун, сплошной дождь и снег. Обычно Огион входил, стряхивая снег с сапог после скитаний по обледенелым лесам или возни с козами, и молча садился у огня. Это бесконечное вслушивание в тишину заполняло все пространство и всю душу Геда — иногда ему казалось, что он не помнит, как звучат слова. И когда Огион наконец что-то произносил, у Геда возникало ощущение, что учитель в этот момент впервые изобрел речь. Однако в словах, которые он произносил, не было ничего значительного, обычно они касались таких простых вещей, как хлеб, вода, погода, сон.
Когда же пришла весна, яркая и стремительная, Огион стал часто посылать Геда за луговыми травами в горы над Ре-Альби, ничем не ограничивая его свободы: мальчик мог странствовать с утра до ночи по лесам и мокрым, залитым солнцем зеленым полям над источниками, наполненными весенней дождевой водой. Он каждый раз с радостью отправлялся в путешествие и нередко возвращался поздним вечером. Но где бы он ни бродил, отовсюду он приносил травы. В поисках трав он лазал по горным кручам, переходил быстрые реки, обшаривал лужайки, знакомые и незнакомые тропы. Как-то раз он пришел на поляну меледу двумя ручьями, где росло множество цветов, известных под названием светлянки. Цветы эти довольно редкие и очень ценятся врачевателями. Поэтому на следующий день он пришел туда снова и обнаружил, что кто-то опередил его. На поляне он увидел девочку, которую встречал раньше и знал, что она дочь Правителя Ре-Альби. Он никогда бы не решился заговорить с ней, но девочка сама подошла к нему и приветливо поздоровалась.
— Я знаю тебя, ты Ястреб, ученик нашего мага. Расскажи мне что-нибудь про колдовство.
Он смотрел на белые цветы, цепляющиеся за подол ее белой юбки, и, быть может, впервые в жизни смутился — он стоял с сумрачным видом и не мог выдавить из себя ни слова. Девочка, напротив, продолжала болтать, притом так уверенно, свободно и доброжелательно, что он постепенно поборол робость. Девочка была довольно высокая, примерно его возраста, с болезненным бледным лицом, почти совсем светлокожая. В деревне говорили, что ее мать родом то ли с Осскила, то ли еще с какого-то далекого острова. Длинные черные волосы, совершенно прямые, ливнем падали ей на спину. Геду она показалась очень уродливой, но чем дольше они разговаривали, тем сильнее росло в нем желание угодить ей, завоевать ее одобрение. Она заставила его рассказать ей, как он наколдовал туман и победил каргских воинов. Она слушала, как ему казалось, с интересом и даже с восхищением, но не произнесла ни единой похвалы и перевела разговор.
— А ты можешь приманивать птиц и зверей? — спросила она.
— Могу.
Он знал, что в скалах над лугом есть гнездо сокола. Он кликнул его, назвав имя. Сокол прилетел, но не сел ему на руку — ему явно мешало присутствие девочки. Он кричал и бил воздух широкими крыльями, а затем взмыл навстречу ветру.
— Как называется колдовство, которое заставляет соколов прилетать?
— Приворотный клич.
— А ты можешь вызвать дух мертвеца?
Услышав вопрос, Гед решил, что девочка смеется над ним из-за того, что сокол не сразу прилетел на его зов. Вот уж этого он допустить не мог…
— Могу, если захочу, — ответил он сухо.
— Наверное, вызвать дух не столько трудно, сколько опасно?
— Трудно? Пожалуй, что да. Но при чем тут опасность? — Он с недоумением пожал плечами.
На этот раз у него не было сомнений — девочка посмотрела на него с явным восхищением.
— А ты можешь приворожить любовь?
— Это не искусство.
— Да, я знаю. Это умеет любая деревенская колдунья. А можешь кем-нибудь оборотиться? Изменить свой облик, как, говорят, делают волшебники?
И снова у него закралось подозрение — не смеется ли она над ним. На всякий случай он сказал:
— Мог бы, если б захотел.