— Да у тебя манеры уголовничка, паренек, — съязвил Иван, не дрогнув перед мелькнувшим от него сантиметрах в двадцати ножом и продолжая движение по кругу. — На испуг берешь?
Не поняв, что сказал соперник, но осознав, что роли поменялись и над ним издеваются, Свара погасил улыбку и атаковал колющим ударом прямо вперед. Егерь резко ушел влево и ударил ребром левой ладони по запястью дружинника, отклоняя от себя траекторию ножа. Одновременно он захватил руку чуть выше запястья и уже ребром правой ладони ударил по основанию большого пальца, выбивая засапожник. Для Свары это оказалось неожиданным, и когда противник оттянул его захваченную руку на себя, то только проследил взглядом, как тот следом ударил правой ногой по дуге в живот. Однако удар уже пришелся в напрягшиеся мышцы пресса, и, чуть согнувшись от боли, следующий удар локтя в лицо он блокировал и, бросившись перекатом на землю за вылетевшим ножом, разорвал дистанцию.
— Ох, придется тебя резать, путник… — напряглось от боли и ярости лицо дружинника, и тот, сделав пару отвлекающих движений в стороны, ударил Ивана ножом сверху. Егерь шагнул ему навстречу левой ногой, уклонив корпус от удара поворотом, и подставил под удар левое предплечье. Опять захватом вывернул руку воина в сторону и, поставив заднюю подножку, шагнул вперед, одновременно правым локтем вмазав ему в челюсть. Именно вмазав, потому что Свара упал на спину и несколько мгновений не двигался. За это время Иван подобрал выпавший нож и чиркнул по его запястью, которое сразу набухло капелькой крови.
— Как на тренировке, — пробормотал про себя егерь, но тут же отшатнулся, потому что дружинник, очухавшись, сразу из положения лежа прыгнул вполуприсяд и потянул меч из ножен.
— Свара, остынь, — неожиданно раздался тихий, спокойный голос позади столпившегося вокруг стычки народа. — Али ты виру хочешь заплатить за вытащенный меч?
— С чего виру-то? — сразу успокоился Свара, опуская руку и умерив яростный пыл в глазах. — Аще вынул бы меч, так кровь пустил, и некому было бы спрашивать ту виру.
— Пустил бы он… А с того, что наказ я другой тебе давал. Проверь людишек, а не упокой одного или другого. — Между Антипом и Николаем, одобрительно оглядев стать последнего, протиснулся полностью одоспешенный воин ростом, пожалуй, с Ивана. — Здравы будьте, добрые люди. Звиняйте, что так приняли вас неласково, но не время пока и не место с любовью вас встречать, погодьте до вечера. Ручаешься за людей, Антип?
— Так живот наш с дочкой уберегли…
— Я тебя не спрашиваю, — продолжил ровным тоном тот, — спасли они тебя или нет. Ручаешься ли ты за них?
— Да, Трофим Игнатьич, ручаюсь.
— Тогда веди их через пажить, — выделил он интонацией направление. — Там, где в прошлом году скотину на выпас гоняли. В повети у себя расположишь — тепло ныне, а на закате поговорим. Ты, Свара, пошто стоишь?
— Шо? — отозвался тот, до этого опять перейдя в стадию ленивца и привалившись к ближайшей осине.
— Сопровождай путников, замена твоя вместе с вестником уже на месте. И это… меч-то отдай.
— Шо?! — взвился Свара, аж подпрыгнув на месте. — Это с чего? В бочаг я упал или с вереи рухнул? Я твой наказ сполнял или нет?
— Сам забрал бы нож, коли в споре вашем последнее слово за тобой осталось?
— Ну… Так то другое дело! Меч отдам — кто на защиту веси встанет? Они кто? А я дружинник…
— Кто они… разберемся. А раз ты дал свое согласие на заклад, то слово держи. Ну… пробуй сговориться о другом. А ты, человече, — повернулся он к Ивану, — столкуйся с воем, аще те польза есть в моем разумении. Добрых мечей на всякий заклад впрок не напасешься.
Егерь в согласии молча наклонил голову, провожая уже развернувшегося в сторону веси дружинника внимательным взглядом.
— Кто это, Антип?
— Десятник дружинный, Трофим Игнатьич. Он, спаси его Христос, довел нас сюда без потерь и заботится о веси.
— Глава ваш воинский?
— Да, но не токмо по воинскому делу. Мирскими делами в верви староста наш общинный ведает, а вот защитой и общением с язычниками всякими именно он.
— Ну что встали? Антип, мыслишь, мне тут с вами радостно стоять? — встрял в разговор Свара. — Давай-ка ходи на свой двор.
— От Свара, ты свара и есть. Борзо языком зашевелил будто помелом, как токмо десятник твой ушел, — пробормотал охотник и повернулся к своим спутникам: — Пойдем, неча замятню с ним устраивать, все одно не сподобится доброго слова сказать.
— Мыслю, десницей ты по вые не получал давно, Антип? Я тебе худого не желаю, но язык придержи, а то откусишь… Слышь, путник? — обратился воин к егерю.
— Иваном зовут, — откликнулся тот.
— Ты зла на меня не держи, не по своей воле я тебя зацепил, наказ был… Таки разойдемся по доброму и забудем, как не было ничего.
— Таки не по своей? Это десятник ваш тебя науськал меня охолопить? И что значит забыть? Меч должен, так давай сюда.
— Эй, эй, подожди, Иван… Как тебя по батюшке?
— Михалыч.
— Ты слыхивал, что десятник сказал? Меч не только мне — он обществу защита. И тебя прикрою в случае нужды.
— Ты в сторону разговор-то не уводи! Предложить что имеешь, окромя меча?