Вооружен и очень удачлив

Я невольно хихикнул, и тут над моим ухом раздался полный отчаяния голос:

— Брат! Хоть кто-то живой, какое счастье! Не подскажешь, где тут дом Махмуда?

В окно бился не кто иной, как тот самый последний курьер, который остался на поверхности. Бедолага тяжело дышал, под мышками и на спине форменного балахона проступили пятна пота — набегался до упаду по улицам Восточного квартала. Молча, но выразительно я округлил глаза и показал жестом: не ко мне, кретин.

Курьер обратил полное надежды лицо ко Второй и старательно повторил ту же сцену еще раз:

— Брат! Ты тоже живой, какое счастье! А ты не подскажешь, где тут дом Махмуда?

— Разуй глаза, бестолочь! — шикнула на него Вторая. — Какой я тебе брат — я сестра! И не знаю я никакого Махмуда!

Некоторое время курьер молча стоял, разглядывая синюю щетину на щеках «сестры», но потом отмерз. Более того — паренек даже сообразил, что выспрашивать адрес неуловимого Махмуда лучше у людей. Быстро сбросив невидимость, он накинул на себя личину сморщенной старушки с огромной вязанкой дров на горбу.

Идиот! Наверное, мозг у этого малого размером с молочный зуб! Взвали реальная бабулька на плечи такую ношу, растеклась бы по мостовой мелкой лужицей! Я уже молчу о том, что в радиусе десяти миль нет ни одного лесочка. Так что почтенная старушка должна была нарубить свои дровишки в ближайшем парке.

Хотя, кажется, кроме меня, никто не удивился.

— Мать! — фамильярно обратилась «старушка» к супруге Чайхана. — Не подскажешь, где тут у вас дом Махмуда?

Пока мать семейства думала, фальшивая старушенция достала из кармана листочек и спохватилась: — Или Махмеда?

— Интересно, все курьеры такие идиоты? — желчно буркнула под нос Вторая. — Даже имя прочитать толком не удосужился!

— А ты к самому Махмеду или к его сыну? — живо поинтересовалась у «старушки» хозяйка.

— К самому, к самому, — подтвердила бабулька, небрежно поигрывая вязанкой, висящей на одном мизинце. — По его душу.

— Направо вдоль канавы до голубой двери, под которой спит рыжий кот и растет кактус, — пояснила хозяйка дома, и обрадованный курьер испарился, забыв вязанку.

Охо-хо! И это последний из тех, кто остался? В качестве помощника на этого типа лучше не рассчитывать, сразу ясно.

Тем временем Лейла в очередной раз споткнулась и на этот раз упала, задрав к небу вышитые шаровары и растеряв в полете туфли без задников.

— Дочь! Да что с тобой?! — возмутилась мать.

— Да не виновата я! Говорю же тебе, какая-то скотина все время слоняется за мной!

— Не Коралл ли? — задумалась мать семейства. — С утра мальчишку не видать.

— При чем здесь я? Как что, так сразу Коралл! — тут же обиженно закричал из угла заспанный подросток. — Делать мне больше нечего, как нашей Лейке на пятки наступать!

— Но кто-то же это делает?

Коралл выразительно покрутил пальцем у виска.

Естественно, кто-то это делал.

Мы с напарницей, в отличие от обитателей дома, прекрасно видели кто. Даже не включая сканер, мы наблюдали, как огромный, жирный уже не чертенок, а полноценный черт таскается за Лейлой как пришитый. В наушнике охнул куратор.

Не дожидаясь его объяснений, я ткнул пальцем «глаз», который летал неподалеку. «Глаз» обиженно заверещал, но после угрожающе направленного в самый зрачок длинного ногтя напарницы послушно выдал картинку.

Быстро проглядев запись, Вторая отшатнулась.

— Пятый! Они приворожили черта! — простонала она. — Хотя собирались присушить Хендрика к Лейле! Нет, что за люди, а?

Я согласно кивнул.

Лирическое отступление.

Я давно подметил, что женщины странные существа. Трепетно отсчитывая количество ложек соли, высыпаемой в похлебку, они тем не менее удивительно беспечны в отношении высоких материй. Взять хотя бы мамашу Лейлы: почтенная дама подхватила с пола прядь волос и даже не усомнилась в том, что она принадлежит Хендрику. В общем-то то, что локон оказался чертовым, — еще хороший вариант. Представьте, что случилось бы, таскайся за девушкой дворовый пес. Или родной дедушка.

Тем временем чертенок совершенно сбился с ног. На его лице застыло искренне изумление. Так как взбудораженная Лейла ходила, не церемонясь, бедный клон постоянно бился на поворотах об углы и обдирал кожу, теряя при этом клочья шерсти. Очередной отделившийся от тела клок падал на пол и, выйдя из зоны невидимости, окружающей клона, моментально становился видимым.

— Он линяет, — констатировал я. — Наверное, на нервной почве.

— Глупенький, — грустно возразила Вторая. — Процесс линьки закономерен. Он медленно, но верно превращается в САМОГО. До чего похож!

— Ты хочешь меня убедить, что САМ — это жирное лысое существо с бледной кожей и кривыми ногами? — изумился я. — Разреши тебе не поверить. Будь САМ до такой степени похож на обыкновенного человека, кто бы из людей его боялся?

— Человеку свойственно бояться больше всего самого себя, — с мефистофельской улыбкой на чужом лице заявила Вторая.