Услышав ее голос, одна из младших гаремных красавиц немедленно начала скандалить, требуя халвы; из пятой кареты донесся тихий хоровой ропот — это протестовали евнухи, теснившиеся вместе с обширным скарбом. В заплеванное окно билась лбом возмущенная верблюдица.
— Пятый! Видите его? — прорезался голос куратора.
— Смотрим во все глаза, товарищ куратор, — сказал я. — Однако и клиент у нас в этот раз! Золотом кидается, как его любимая Парася подсолнечной шелухой. Богатый, сразу понятно!
— Это не он богатый. Это мы бедные, — грустно возразил куратор. — С Фарадом подписано полное возмещение дорожных расходов. Главный бухгалтер уже рыдает в истерике. Кто ж знал, что его высочество так разой-дется…
Наконец принц отвернулся от моря и сделал маленький шажок назад. Черти-телохранители уставились друг на друга с выражением чудом выживших в смертельной катастрофе, облегченно вздохнули и испарились.
— Пятый! Пора! — дернула меня за рукав Вторая. — Он официально пересек границу.
Боевые капсулы снизились и приняли стартовое положение над каретами. Растолкав толпу, мы с толстяком выступили вперед, готовые защищать принца от любой опасности. Наши костюмы были похожи на его костюм, как близнецы. Надетые на нас личины демонстрировали дружелюбие, мудрость, услужливость и покорность.
Принц скользнул по нам взглядом и снова отвернулся.
— Ну! — оскорбился Третий. — Эй! Ваше высочество! Отчего такой холодный прием? Мы ваши новые Жаки! Согласно договоренности назначены в группу сопровождения до гостиницы.
— Жаки? — удивился принц, не то действительно ничего не понимая, не то талантливо изображая дурачка.
— Бумагу! — прошипел я.
Толстяк с досадой начал рыться внутри импровизированной сумки-кармана, надетой поверх национального балахона Аброузии. Ветер с шелестом погнал в сторону моря хвостики от копченых колбасок и несколько разноцветных конфетных фантиков.
— Третий! — простонал в наушнике куратор. — Где соглашение? Скорее! Что же ты, скотина, преисподнюю позоришь?
— Спокойно, — пробормотал толстяк, просеивая сквозь пальцы мелкий мусор. — Да не волнуйтесь вы так! Все будет в шоколаде!
Наушник вздрогнул.
— Вот этого не надо! — нервно сказал куратор. — Ни в шоколаде, ни в мармеладе, ни в других продуктах! Ангелы побери ту минуту, когда я рискнул доверить твоим жирным рукам официальный документ! Обжора!
— Бессовестный поклеп! — оскорбился мой друг, извлекая наконец из недр кармана почти не помятый шестиугольный лист, на черном фоне которого сверкали золотые буквы. — Прошу!
При виде черного шестиугольника Фарад оживился. Он ковырнул буквы невероятно длинным ногтем мизинца, моргнул, еще раз обшарил нас глазами, озадаченно почесал чалму и наконец величественно указал на первую карету.
— Садись, Жак. И ты садись, Жак — это уже относилось ко мне.
После этой лаконичной приветственной речи принц развернулся к нам задом, поставил ногу на ступеньку и полез на бархатное сиденье. Я поспешил последовать за ним, но не успел подобрать полы одежды. Короткий свист вместо приказа — подол моего балахона прихлопнуло дверкой, и первые две кареты двинулись по дороге, не дожидаясь, пока мы рассядемся.
Засуетившийся Третий бросился вдогонку, как мальчишка, и ввалился внутрь кареты прямо сквозь окно. Вероятно, на этот маленький казус никто не обратил бы внимания, если бы толстяк не опомнился на середине, так сказать, «пути». Еще не успев завершить маневр, мой друг набросил на себя невидимость, совершенно не подумав о последствиях. В результате преграда зажала его в себе, «внутрикаретная» часть Третьего стала невидимой, а «уличная» продолжала болтать ногами на потеху зевакам.
Отчаянным усилием воли и мышц живота толстяк сумел втиснуться внутрь, навалившись на меня и придавив к жесткой обивке. Не решаясь орать во весь голос в присутствии высокородной особы, я придушенно хрюкнул и с трудом откатил с себя дружеское тело, по-прежнему видимое только наполовину.
Последней в карету влетела Вторая — разъяренная, словно фурия, — и плюхнулась рядом, немного не рассчитав. Острые ювелирные украшения красотки впились в мой бок всеми каратами.
— Пардон! — рыкнула Вторая, хватаясь за подол хламиды толстяка, чтобы подняться с пола кареты.
Под тихий хрип невидимой верхней части Третьего нижняя дрыгнулась, суча ногами.
Принц Аброузии невозмутимо оглядел нашу тесно переплетенную в дружеских объятиях группу из двух с половиной «слуг» и вежливо улыбнулся взъерошенной чертовке.
— Эн, — констатировал он.
Вовремя подвернувшаяся под колеса колдобина избавила нас от мучений. Карету тряхнуло так, что Третий вновь обрел полную видимость, а нашу компанию равномерно разбросало по сиденьям.
Вторая изящно облокотилась на бархатную подушку, я незаметно потер ноющее плечо.