Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств

А далее Кнупфер фиксирует очень важную вещь: поскольку именно капитализм создаёт, порождает социализм и коммунизм (коммунизм как организованное движение и как социально-экономическая система действительно возможен только при капитализме – как «негативный капитализм», как «капитализм со знаком минус» (подр. см.: Фурсов А. И. Колокола Истории. М., 1996, с. 14–74), последние выступают как такая же интернациональная надстройка над нациями-государствами, как и финансовый капитал, и интересы этой «антинадстройки» во многом противоречат интересам наций, их населения, на которое коммунизм, как и капитализм, обрушивается с помощью революций – буржуазных и коммунистических.

К сказанному Кнупфером необходимо добавить следующее. Разумеется, социализм/коммунизм как движение и система возникает как антагонист капсистемы. Но оформляется он прежде всего на международном уровне, а не на уровне национально-государственном; поле его деятельности, масштаб, важнейшие характеристики – такие же, как у международного капитала, которому он противостоит, с которым борется (причём сама эта борьба расчищает поле для будущего существования – и будущих битв). Но не только борется, имеет место и сотрудничество – косвенное, наведённое, а иногда и прямое. «В истории существуют достаточно короткие периоды, когда будущие противники вынуждены работать сообща исключительно ради создания прочных долговременных основ глобального конфликта, который определит мировой баланс. Сейчас именно такой период, и поэтому плодотворное сотрудничество радикального исламиста с не менее радикальным глобалистом вполне объяснимо», –

пишет С. Горяинов об эпохе рубежа XX–XXI вв.[9]

На рубеже XIX–XX вв. такими будущими противниками, одновременно боровшимися друг против друга и совместно – с империями XIX в., – были мировой социализм/коммунизм и мировой же фининтерн.

Их связывал принцип единства и борьбы противоположностей. Это единство среднесрочных интересов проявилось и в закулисном механизме русской революции 1905–1907 гг., и в ещё большей степени – обеих революций 1917 г., когда международный капитал действовал рука об руку с социалистами, сначала с умеренными, а потом – с крайне левыми.

Я уже не говорю о контактах 1960–1970-х годов между советским и американским руководством, в которых отражалось стремление не только тайно договориться верхушкам двух стран, но и создать некую наднациональную координационную структуру поверх системных барьеров. Внешним проявлением такого стремления было, в частности, создание Международного института прикладного системного анализа в Вене как некой ширмы, как акции прикрытия основной операции. В конечном счёте, эта операция обернулась против советского руководства, оно попало в западню и проиграло, а сами контакты из поначалу равноправных отношений превратились в отношения международных хозяев и русских приказчиков (`a la комиссия «Гор – Черномырдин»). Но это отдельная тема.