Очень моему мужу кисло пришлось, когда мы сюда приехали. Бедные были, ничего не было у нас. […] Но и он, конечно, староват уже был, чтобы снова подниматься; это ж ему на курсы еще ходить надо было бы. […] Видите, и ничего мы не нажили, только съемную квартиру. […] Таким бедным стал мой муж после войны, в самый разгар мира практически. Вот такая у них там система. […] Конечно, я хочу сказать, от беженца никогда не избавишься. [Здесь] вот только эта узкая улица – если там праздник какой или что-то в этом роде, то мы там всегда чужие. […] На самом деле нам очень много не везло в жизни. […] Мы и так уж улучшили свое положение – смотрите: если в зоне [20] у вас сейчас умирает муж или жена, что вам за пенсию там дадут? Здесь-то мы все-таки немножко получше живем. И потом свобода, свободу ни за какие деньги не купишь! […] И все равно мы довольны своей жизнью. Просто не надо себе в жизни слишком высоких целей ставить, потому что тогда сплошные разочарования {35}.
Последнее – очевидно, поздний урок. Жена была вынуждена утешать мужа, ободрять его, призывать его держаться и делать то, что было нужно, чтобы приспособиться на новом месте: например, ему, крестьянину, поначалу было трудно высидеть восемь часов на конторском стуле, и единственное, что его радовало в конторе – это что там было «всегда сухо». Она жалуется на одиночество, он – на тоску по родине. Но главное – семья и продвижение вперед. Эти два императива сплелись в ходе социального кризиса этой семьи в аскетическую нормативную ткань, которая, словно занавес, загораживала вопрос о смысле их бегства из Восточной Германии {36} и которую они все еще словно бы перетягивают друг у друга в разговоре:
Он: Меня политика никогда не заботила. […] Я ни в какой партии не состою.
Она: Мы тогда морально настолько были разбиты, что не хотелось вообще ничем заниматься.
Он: Работал все время. Главное – деньги приносить. Жена с мальчиком тут была, потом дочь родилась. Всегда работал, никогда не прогуливал.
Она: Порядочно, тихо, старательно, скромно жить.
Он: Всегда экономить. По пивным много не ходить, вообще не ходить по пивным. Отпуска себе по началу вообще не позволяли. […] Мы же хотели и достичь чего-то.
Она: Трудом и скромностью. […] Машину мы, конечно, уже не купили, с двумя-то детьми. Если жена не работает, то эти дорогие вещи невозможно себе позволить {37}.