Вор

Люди. Каратели. Мои самые опасные враги.

Даже если меня не убьют сразу, то лучшее, на что можно рассчитывать в шкуре нурра, — это новая лаборатория и череда опытов, до которых, как говорят, жутко охочи маги Ковена. И какая разница, что резать меня на части будет уже не маг-отступник, а какой-нибудь именитый козел с официальным патентом?

Не хочу.

Лучше уж помереть человеком. Если получится, конечно. Без помощи Ули сменить форму я скорее всего не смогу. А без Изи смертельные раны на новой матрице никто не закроет. Но сдаться вот так просто… даже не попытавшись…

«Все твое — мое», — устало подумал я, по-прежнему касаясь карателя кончиком хвоста.

А потом закрыл глаза и провалился в темноту.

Вместо эпилога

Порой случается так, что на самой грани между явью и сном человек натыкается на некую границу. Ту самую точку, за которой его ждут покой и забвение, но где еще живы воспоминания, испытанные перед самым сном эмоции и где пока еще жива способность анализировать то, что недавно случилось.

Для меня такой точкой являлся барьер. Хотя я никогда не думал, что в момент смерти, все еще продолжая думать, что не выживу, я внезапно так четко его увижу, почувствую его прохладное прикосновение и совсем не к месту подумаю: «Эх, жаль, что не успел вытолкнуть на изнанку тело того урода».

Это было совершенно дикое ощущение — понимать, что ты и жив, и одновременно мертв. Что твое тело осталось где-то далеко. Что сам ты превратился в нечто эфемерное, воздушное, какой-то перезревший одуванчик, готовый сорваться с места и улететь в неведомые дали от одного неосторожного вздоха.

А еще я совершенно неожиданно ощутил, что действительно парю. Куда-то медленно лечу и одновременно засыпаю. Навалившаяся со всех сторон темнота подавляла, угнетала, казалась невидимой гирей, настойчиво тянущей куда-то вниз, к земле. И от которой отчаянно хотелось избавиться.

Ведь там, в вышине, будет лучше, чем внизу, правда?

Где-то там должен быть свет. Тишина. Покой и всеобщее благоденствие. Так, по крайней мере, мне говорили в детстве.

А между тем меня все тянуло и тянуло вниз. Туда, куда я не хотел. И откуда на меня жадно смотрела беззвездная чернота под названием Вечность.

Но уже перед тем, как провалиться в нее во второй раз, я успел увидеть склонившееся надо мной строгое лицо с нечеловеческими глазами. Различил медленно кружащиеся в чужих зрачках серебристые звезды. С холодком подумал, что вижу совершенно непонятную, бесконечно древнюю и по-настоящему чужую Вселенную, по какому-то недоразумению спрятанную внутри слабой человеческой оболочки. И услышал печальный, полный неподдельного сожаления голос:

— Спокойной ночи, Олег.

— Шэд?!

— Вообще-то Шэдоу[16]. Но для тебя, так и быть, я сделаю еще одно исключение.

Конец

* * *