— Она украла мое бессмертное оружие, — задыхается Афрон. — Диона, ты видела…
Я рассекаю воздух хлыстом, по камню искрятся снопы золотых искр. Гоблины держатся подальше.
Они единственные, кто так остерегается. Все остальные — размытое пятно конечностей, стали и молний. Воздух пульсирует от стольких звуков.
Кто-то хватает меня за руку. Я роняю хлыст, борясь с захватом, похожим на тиски.
— Эметрия! — зовет Арес. — У меня твоя дочь!
Эметрия замирает.
— Вы у меня в долгу, — говорит он. — Вы связаны своим словом. Не делайте ничего против моей матери, пока Лорд Аид не откроет печать.
Эметрия не двигается. Она не может, связанная сделкой с Аресом, но также, как я понимаю, и другим обещанием. Тем что, она дала мне давным-давно, но я не могу вспомнить.
— Отступите, — говорит она остальным силам. — Ну же!
— Моя Леди… — начинает Артемида.
Эметрия качает головой.
— Пожалуйста, Артемида. Не ребенком. Не проси меня пожертвовать своим ребенком.
Артемида отдает приказ, и ее лучники отступают.
Я должна была бежать. Это моя вина. Что бы дальше не произошло, это моя вина.
— Аид, — рычит Арес, — открой печать.
Он сдавливает мою трахею, и я не могу даже закричать, чтобы остановить Аида. Все, что я могу, — это наблюдать, как его взгляд меркнет в поражении, и я точно знаю, что он планирует делать.
Аид вытягивает руку, в его руке медленно материализуется оружие. Все это время, даже когда лезвие входит в центр, и вся земля под нами сотрясается, он не сводит с меня взгляда.
Печать начинает крошиться. Я вырываюсь из рук Ареса. Ему больше не нужно удерживать меня, он получил то, что хотел.
Тартар открыт.
Сквозь землю пробиваются лучи света, остальная часть печати исчезает, как печенье в грязи. Аид не делает попытки пошевелиться, даже когда я кричу его имя.
Он уходит из поля зрения. Я бросаюсь вперед, подхватываю упущенный хлыст и цепляю его запястье, когда он падает вниз. Меня тащит по камню, и лишь в последнюю секунду Аполлон останавливает меня, сжимая мою талию.
Аид на грани, удерживаемый в этом мире только кнутом в моей руке. Долю секунды я радуюсь, что зацепила его рукав, а не плоть, что не причиню ему боли. Его глаза поднимаются к моим.
— Сефи, — говорит он, — ты должна отпустить.
— Нет. Нет, не должна.
— Позволь мне упасть. Ты слышала слова Зеры. Я не могу закрыть его, пока она не прикажет мне. Если я не…
Пожалуйста… — я задыхаюсь на слове, — не проси меня об этом.
Он улыбается, это самая худшая, самая скверная улыбка в моей жизни. Улыбка поражения. Улыбка умирающего, дающая секунду отсрочки.
— Спасибо.
— Не благодари меня, — шиплю я. — Благодарность звучит как прощание. Не благодари меня!
Я тоже могу ему приказать. Я знаю его имя. Я могу
Я протягиваю свободную руку, напрягаясь в хватке Аполлона.
— Пожалуйста, — тихо говорю я, вытягивая пальцы как можно сильнее, —
Слезы катятся по моему носу, капая на его окровавленные щеки. Его золотые глаза блестят.
— Я люблю тебя, Персефона, — говорит он и тянет хлыст, пока тот не вырывается из моей хватки.
Он медленно падает, его огромные изувеченные крылья раскинуты за спиной, перья взметаются в воздух между нами. Его глаза прикованы к моим, пока он не исчезает в яростном белом свете внизу.
—
Сила, тепло,
— Что… — Зера замирает.
Моя спина горит, дрожит от энергии. Что-то вырывается из моей кожи.
Вдоль лопаток разворачиваются бронзовые крылья и тянутся к солнцу, которое, я знаю, должно быть где-то наверху, даже когда воздух вокруг меня пульсирует от плотного, мрачного холода. Они огромные, тяжелые и мускулистые. Я прогибаюсь под их весом.
— Это невозможно, — говорит Арес. — Она… она не может быть…
Я поворачиваюсь к дыре. Теперь у меня есть крылья, я могу дотянуться до него, могу найти его…
Чья-то рука хватает меня за запястье. Снова Эметрия.
Она качает головой.
— Ты не готова к полету.
И она, конечно же, права. Я понятия не имею, как пользоваться этими дополнительными конечностями, они такие тяжелые, что я едва могу ими двигать. Я понятия не имею, смогу ли поднять Аида, если найду его.
— Но я не готова отпустить его, — говорю я ей, мой голос похож на детский.
Ее фиалковые глаза обрамляются серебром.