Вор времени

«Они проводят вас к часовщику, и все проблемы будут решены сегодня. Ни есть, ни дышать они не будут».

«Ха!» – воскликнул один из тихих голосов, который был частью мыслительного процесса леди ле Гион.

Одна из фигур захныкала.

– Тело будет дышать, – возразила ее светлость. – Вам не удастся убедить его в том, что ему не нужен воздух.

Она услышала хрипы задыхающихся тел.

– Вы думаете: да, мы способны обмениваться с внешним миром необходимыми материалами, и это чистая правда, – продолжила она. – Но тело об этом не догадывается! Оно думает, что умирает. Позвольте ему дышать.

Послышалась серия судорожных вздохов.

– Скоро вы почувствуете себя лучше, – пообещала ее светлость, и ее вдруг поразила еще одна подсказанная внутренним голосом мысль: «Они – твои тюремщики, но ты уже гораздо сильнее их».

Одна из фигур неловко ощупала свое лицо и, задыхаясь, произнесла:

– С кем вы разговариваете ртом?

– С вами, – ответила леди ле Гион.

– С нами?

– Сначала нужно кое-что объяснить…

– Нет, – сказал Аудитор. – Этот путь опасен. Мы полагаем, что тело навязывает мозгу некий способ мышления. Ничего зазорного. Это… обычная неполадка. Мы проводим вас к часовщику. Сделаем это немедленно.

– Только не в этой одежде, – покачала головой леди ле Гион. – Вы напугаете его. Это может стать причиной иррациональных действий.

На мгновение воцарилась тишина. Воплощенные Аудиторы беспомощно смотрели друг на друга.

– Вы должны разговаривать ртами, – подсказала леди ле Гион. – Разумы заточены внутри голов.

– А что плохого в этой одежде? – поинтересовался один. – Простой фасон, который использовался многими народностями.

Леди ле Гион подошла к окну.

– Видите людей на улице? – спросила она. – Вы должны одеваться в соответствии с существующими в городе традициями.

Аудиторы неохотно выполнили ее требование и, сохранив прежнюю серость, создали себе одежды, которые вряд ли привлекли бы внимание на улице. Правда, не во всех случаях.

– Только те, кто похож на женщин, должны носить платья, – заметила леди ле Гион.

Один из зависших в воздухе серых силуэтов сказал: «Предупреждение. Опасность. Та, кто называет себя леди ле Гион, может дать небезопасный совет. Предупреждение».

– Понятно, – сказал один из воплощенных. – Мы знаем дорогу и пойдем первыми.

Он попытался выйти сквозь закрытую дверь.

Аудиторы столпились вокруг двери, потом один из них посмотрел на леди ле Гион испепеляющим взглядом, а она улыбнулась в ответ.

– Дверная ручка, – указала она.

Аудитор повернулся обратно к двери, опустил взгляд на бронзовую ручку, потом осмотрел дверь сверху вниз. Она превратилась в прах.

– Повернуть ручку было куда проще, – заметила леди ле Гион.

Тик

Пуп окружали высокие горы. Но не у всех горных вершин, обступивших храм, были названия, потому что их было слишком много. Только боги обладают достаточным временем, чтобы присвоить имя каждому камушку на берегу; правда, им не хватает терпения.

Медная гора была достаточно маленькой, чтобы считаться достаточно большой и обладать именем. Лобсанг проснулся и увидел искривленную вершину, возвышавшуюся на фоне предрассветного неба над более низкими безымянными пиками.

А еще богам иногда не хватало вкуса. Они позволяли рассветам и закатам окрашивать небо в нелепые розовые и голубые тона, которые любой профессиональный художник пренебрежительно назвал бы работой энтузиаста-любителя, никогда не видевшего настоящий закат. Это и был один из таких рассветов. Рассвет, увидев который любой человек воскликнул бы: «Ну нет! Настоящий рассвет никогда не смог бы окрасить небо в цвет хирургического протеза!»

Тем не менее рассвет был красивым[15].

Лобсанг лежал, наполовину зарывшись в кучу листьев папоротника. Йети нигде не было видно.

Здесь уже наступала весна. Снег еще не растаял, но уже появлялись проталины с чахлой зеленой травкой. Лобсанг осмотрелся и увидел на деревьях набухшие почки.

Лю-Цзе стоял на некотором расстоянии от него и внимательно рассматривал дерево. Он даже не обернулся, услышав шаги Лобсанга.

– А где йети?

– Дальше он идти отказался. Нельзя просить йети пересекать линию снегового покрова, – прошептал Лю-Цзе.

– О, – прошептал Лобсанг. – А почему ты говоришь шепотом?

– Посмотри, какая птица.

Указанная птица сидела на ветке у развилки дерева, рядом с чем-то похожим на скворечник, и клевала округлую щепочку, держа ее в когтях.

– Должно быть, ремонтирует старое гнездо, – пояснил Лю-Цзе. – Новое еще не успела построить – сезон только что начался.

– А мне это кажется каким-то старым ящиком, – сказал Лобсанг и прищурился, чтобы получше разглядеть конструкцию. – Старые… часы?

– И глянь, что клюет птица, – посоветовал Лю-Цзе.

– Похоже на грубую шестеренку? Но каким образом…

– Точно подмечено. Это, юноша, часовая кукушка. Молодая, судя по внешнему виду. И пытается свить гнездо, чтобы приманить самца. Шансов у нее не много… Видишь. Цифры все перепутаны, и стрелки кривые.

– Птица, которая строит часы? Я думал, что часы с кукушкой – это часы с механической птичкой, которая высовывается, когда…

– А как, по-твоему, у людей возникла такая нелепая идея?

– Но это же чудо!