Но она-то знала, что никаких проблем нет и быть не может. Джереми построил эти часы так же, как создал сотни и сотни часов до этого. Леди ле Гион сделала все, что могла, дабы затянуть работу. И это при том, что Игорь неусыпно, будто ястреб, наблюдал за ней.
– Как тебя зовут, юноша? – спросил господин Белый.
Часовщик попятился.
– Джереми, – ответил он. – И я… Я не понимаю, господин… э… Белый. Часы показывают время. Часы не могут представлять
– Тогда запусти их!
– Но ее светлость… Загрохотал дверной молоток.
– Игорь? – сказал Джереми.
– Йа, фэр? – откликнулся Игорь из прихожей.
– Как этот слуга там оказался? – удивился господин Белый, все еще краем глаза наблюдая за ее светлостью.
– Это, ну, такой фокус. Известный, ну, только им, – пояснил Джереми. – Я… я думаю, они, ну…
– Доктор Хопкинф, фэр, – провозгласил Игорь, появляясь из прихожей. – Я говорит, что ты имейт гофтей, но…
…Но доктор Хопкинс, хотя и обладал мягкими, словно шелк, манерами, был чиновником Гильдии и оставался таковым вот уже многих лет. Проскользнуть под рукой Игоря не большая проблема для человека, успешно проводящего собрания часовщиков, людей, чьи мозги не только не сверены друг с другом, но и тикают совсем иначе, нежели у остального человечества.
– Как оказалось, у меня были дела по соседству, – сообщил он, широко улыбаясь. – Поэтому я позволил себе забежать в аптеку, чтобы забрать… О, ты тут не один?
Игорь поморщился, но Кодекс нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах.
– Не хотейт ли фэр чашку чая? – спросил он. Аудиторы бурили доктора дружными испепеляющими взглядами.
– Что еще за чай? – осведомился господин Белый.
– Это такой протокол! – отрезала леди ле Гион. Господин Белый замялся. Протокол нужно соблюдать.
– Э… э… Да, Игорь, – промямлил Джереми. – Чай, пожалуйста. Да, пожалуйста.
– Ничего себе! – воскликнул доктор Хопкинс, совершенно не замечая атмосферу в комнате, в которой сейчас можно было бы плавить железо. – Как я вижу, ты закончил работу над часами! Настоящий шедевр!
Аудиторы переглянулись, когда доктор прошагал мимо них и уставился на стеклянный циферблат.
– Молодец, Джереми, хвалю, – сказал он, снимая очки и энергично полируя стеклышки. – А чем вызвано это приятное голубое свечение?
– Хрустальное кольцо, – пояснил Джереми. – Оно…
– Оно закручивает свет, – подсказала леди ле Гион. – Который потом пробивает дыру во вселенной.
– Правда? – изумился доктор Хопкинс, надевая очки. – Какая оригинальная идея! А кукушка в них есть?
Одно из самых плохих восклицаний, которые человек может услышать высоко в небе, – это «Ой-ей!». Оно содержит в себе максимум выворачивающего кишки ужаса и по минимуму расходует дыхание.
Когда Лю-Цзе издал его, перевод Лобсангу не потребовался. Он следил за облаками в течение уже некоторого времени. Они становились все более черными, густыми и зловещими.
– Метловище покалывает пальцы! – крикнул Лю-Цзе.
– Потому что прямо над нами начинается гроза! – прокричал Лобсанг в ответ.
– А еще несколько минут назад небо было совершенно ясным!
До Анк-Морпорка оставалось всего ничего. Лобсанг уже мог различить некоторые самые высокие здания, петляющую по долине реку. Но гроза, казалось, наступала на город со всех сторон сразу.
– Нужно сажать эту штуку, пока это вообще возможно! – крикнул Лю-Цзе. – Держись…
Очень скоро помело летело всего в нескольких футах над капустными полями. Растения неслись сплошной зеленой полосой, едва не задевая сандалии Лобсанга.
Потом Лобсанг услышал междометие, которое, возможно, не было самым плохим, когда ты находишься в воздухе, но определенно не обещало ничего хорошего, если его издает человек у руля.
– Э…
– А ты вообще знаешь, как эту штуковину останавливать? – крикнул Лобсанг.
– Не совсем! – помотал головой Лю-Цзе. – Держись, я что-нибудь придумаю…
Метловище задралось вверх, но помело продолжало нестись в том же направлении. Прутья уже касались кочанов.
Только в конце поля им удалось снизить скорость и приземлиться в конце борозды, которая воняла так, как могут вонять только превращенные в кашу капустные листья.
– Ты хорошо умеешь нарезать время? – спросил метельщик, перепрыгивая через побитые растения.
– Ну, довольно-таки хорошо… – неуверенно произнес Лобсанг.
– Что ж, сейчас проверим!
Бежавший в сторону города Лю-Цзе превратился в бледно-голубой силуэт. Лобсанг догнал его только через сотню ярдов, но силуэт метельщика, нарезавшего время все тоньше и тоньше, продолжал таять. Ученик, стиснув зубы и напрягая все мышцы, поспешил за ним.
Когда дело касалось драк, старик, возможно, и мошенничал, но тут все было по-настоящему. Мир из голубого стал темно-синим, потом – чернильным, неестественно темным, словно его накрыла тень от затмения.
Они оказались в глубоком времени. И задерживаться тут надолго было нельзя. Даже если бы ты выдержал лютый холод, некоторым частям человеческого тела просто не рекомендовалось попадать сюда. Кроме того, если слишком глубоко погрузиться во время, а потом слишком быстро вынырнуть, можно было умереть…