Воробей

беседку рядом с искусственным прудом. Я посмотрел на место, где много лет назад мы с Эддисон

устроили пикник. Я вспомнил, мы плясали как идиоты, и там она получила свое прозвище, а еще

мы…

– Ты думаешь о том же, что и я? – тихо перебила мои воспоминания Эддисон.

Я кашлянул.

61

– Наверное.

Я   посмотрел   ей   в   глаза,   и   я   поцеловал   бы   ее,   если   бы   она   не   была   замужем.   Я   хотел

поцеловать   ее.  Хотел   связать   с   этим   местом   больше   воспоминаний,   прижав   ее   к   себе,   стерев

губами утраченные годы.

Мои плечи напряглись от мысли. Если бы я так поступил, она ударила бы меня по лицу. Это

ранило бы мое эго. И я мог лишиться шанса снова увидеть ее.

Эддисон   будто   прочла   мои   мысли,   потому   что   подвинулась,   прижав   колени   к   груди,

заполнив пространство между нами. Я не хотел, чтобы ей было неловко, так что выдавил кривую

улыбку и сказал:

– Я представлял дизайн этого двора. А что? О чем думала ты?

Она понимающе ухмыльнулась и ткнула мою ногу своей ногой.

– Я знала, что у тебя любовь к улице. Кевин дал мне твою визитку.

– Я видел.

–  Рада   за   тебя.   Ты   занят   любимым   делом,   –   она   выглядела   искренней.   –   Твоя   работа

невероятная.

– Неплохая, да, – я пожал плечами. – Кевин болтает, я творю дизайны. И все прекрасно.

– Я в этом уверена.

Нас снова окружила тишина, и мне это не нравилось. Так не должно быть: мы с Эддисон

могли   болтать   часами   обо   всем.   Или,   если   мы   молчали,   тишина   была   уютной.   Обычно   мы

обнимались, и слова не требовались.

Я чуть не заговорил о погоде, но вспомнил ее лицо вчера. Я был все еще любопытным.

–  Расскажи о своей работе, – я вспомнил, что она не выглядела радостно. – Ты ведь тоже

занята любимым делом?

Она слабо улыбнулась.

– Это хороший шанс. Хорошая зарплата, босс понимающий. И дети, – ее глаза загорелись, –

такие милые. Я горжусь, наблюдая, как они становятся лучше в танцах.

– Но?

Она растерялась.

– Что «но»?

– Что-то не так. Я вижу. Ты не говоришь о танце, как раньше.

Она посмотрела на свои колени.

–  Ты знаешь, я хотела танцевать. Я не попала в Джульард, – она тяжко вздохнула. – Стоит

радоваться тому,  что я имею, и я так и делаю. Чудо, что я жива, еще и могу танцевать,  – она

посмотрела на меня. – Но порой я просто хочу… большего. Понимаешь?

Я   кивнул.   Хоть   у   нас   многое   было,   всегда   хотелось   чего-то   еще.   Я   хотел   ее,   но   не   мог

получить.

– Что же для тебя больше? – спросил я.

Ее лицо просияло, и она заговорила:

– Я хочу свою студию, – сказала она с энтузиазмом. – Свою школу. Где все, как я хочу, от шоу,

до уроков и техники. Где я могу менять, что хочу, – она чуть помрачнела. – У нас дорогие уроки.

Люди уходят оттуда, где я учу.

Я не понимал, что ей мешает сделать это. Это не казалось невозможной мечтой.

– И что мешает? Сделай это. Все должно получиться.

Она улыбнулась.

– Спасибо. Дело в том, что я всегда хотела свою студию. Даже когда могла пойти в Джульард,

я  знала,   что   стану   преподавать.   Я  копила   деньги,  пока   мы с   Дереком  искали   дом.  Теперь   мы

переехали, и нужно искать здание, которое я могу позволить.

– Почему ты этого не сделала?

Ее веселье угасло.

62

– Дерек хочет, чтобы я потратила деньги на другое.

Что? После всего, что она пережила, он отказывал ей в счастье?

– Что важнее твоей студии? – спросил я.

Она слабо улыбнулась мне.

– Ребенок.

Я не ожидал такого ответа. Желудок сжался.

– Ты не… или да? – я не мог произнести слово. Беременна.

Она покачала головой.

– Я не могу.

– Что не можешь?

– Забеременеть, – тихо сказала она. – После крушения… у меня было много ран внутри, – она

убрала прядь волос за ухо. – Врачи убрали шрамы, но ничего не выходит. Дерек хочет, чтобы мы

попробовали «в пробирке».

Ребенок   в   пробирке?   Я   толком   не   слышал   об   этом.   Я   думал   лишь,   как   защититься   от

появления детей. И было сложно поверить, что мы с Эддисон были одного возраста, а жили так

по-разному.

– Ты этого хочешь? – спросил я, не зная, хотел ли слышать ответ. – Тебе всего двадцать пять.

Может, еще получится само, – да, я пытался отговорить ее. Я не знал, почему.

Эддисон повернулась, опустила ноги на землю и посмотрела на свои ботинки.

–  Согласна. Я хотела подождать и увидеть, как поступит природа, а не играть в бога, – она

посмотрела на меня. – Как ты и сказал, мне двадцать пять. Дереку – тридцать один. Время ещё

есть. Мы пытались всего год.

– А Дерек не согласен?

–  Он  из  большой  семьи,  дети  важны   для  него.   Он  не   понимает,   почему   я медлю,   –  она

помрачнела. – Я хочу детей. Но если мы потратим деньги сейчас, дальше придется годами копить

их.

– Сколько это стоит? – спросил я. – Почему нельзя сделать «в пробирке» и заняться делом?

–  Это дорого, – вздохнула она. – Порой нужна не одна процедура. У нас где-то двадцать

тысяч, большая часть из страховки родителей. Одна процедура лишит нас всего.

Черт.

– Потому я привезла Дерека к озеру, – продолжила она, – чтобы мы обсудили все вдали. Он

тут впервые, и я впервые вернулась после нашей последней встречи, – ее взгляд смягчился. – Это