– Это не значит, что у вас есть мое благословение, или я рад тому, что вы делаете, – сказал он, потирая лицо рукой. – Но я знаю, что не могу этого остановить, и я не хочу, чтобы она забеременела.
Черт возьми! Это тест? Если я возьму то, что он предлагает, он решит, что мы спим вместе. Чего мы на самом деле не делали. Врать не буду, я думал об этом. Представлял это.
– Мистер Паркс, – возмутился я. – Эддисон и я ... мы не... у нас не было…
– Но это не означает, что ты этого не сделаешь, – прервал он меня. – Сколько еще недель ты здесь? – он покачал головой. – Возьми их. Доверься мне. Мне тридцать шесть лет. Сестре Эддисон – восемнадцать. Улавливаешь математику?
Теперь я был обязан взять их. Мои пальцы дрожали, я прикрыл их и сдвинул со стола в мою руку. Я спрятал презервативы в карман, и тут Эддисон и ее мать вернулись с кухни.
– Готов к десерту? – спросила Эддисон.
Раз этим вечером я встречался с ее родителями, мы решили, что она тоже должна встретиться с бабушкой, чтобы покончить со всеми знакомствами. Бабуля готовила яблочный пирог.
– Да, – сказал я с нетерпением и встал, ударился ногами о нижнюю часть стола. Ноги немного затекли, все тело сжалось от напряжения.
– Тогда вперед.
Она обошла стол и взяла мою руку, потянула к входной двери. Учитывая разговор с ее отцом, мне было не по себе от ее прикосновения. При нем это было неправильно. Я отдернул руку и неловко протянул к ее отцу.
– Спасибо за ужин.
Он пожал мою руку, его карие сверлили мое лицо, молча подтверждая, что он все еще хотел убить меня. Я кивнул, дав ему понять, что я это уловил.
Я прошел мимо матери Эддисон, сказал ей то же самое.
– Ужин был отличный. Спасибо.
– Пожалуйста. Не стесняйся приходить сюда в любое время, – ее натянутая улыбка показывала, что она говорила это просто из вежливости.
Мы вышли на улицу, и я глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух, а затем спешно выдохнул его.
– Это было ужасно, – Эддисон сжала мою руку. – Мне очень жаль. Ты выглядел несчастным.
– Ты понятия не имеешь. Знаешь ли ты, что у твоего папы есть ружье?
– Боже, – она закатывает глаза. – Он угрожал тебе, да?
Я кивнул. По пути к моему дому, я размышлял о состоявшемся ужине.
– О, – сказал я на половине пути, – я хочу, чтобы ты знала, ни один колледж не следит за мной. Я сказал твоему отцу это специально, потому что думал, что так он будет ненавидеть меня меньше.
Ее глаза загорелись.
– Отлично сработано.
– Ты не злишься?
Лицо Эддисон скривилось.
– Нет. Ты сделал то, что должен был. Меня не волнует, следят ли за тобой колледжи. Меня не волнует, в какой колледж ты идешь или чем вообще занимаешься. Черт, мне все равно.
– В самом деле?
Она замерла и посмотрела на меня.
– Все, что меня волнует, это то, что ты счастлив. Пока ты следуешь своему сердцу, кто имеет право говорить, что ты что-то делаешь неправильно? Вот я, например. Я хочу жить представлениями, потому что, только танцуя, я чувствую себя целой. Это чувство не может быть неправильным. Точно так же я себя с тобой. Никто не может сказать мне, что это чувство не настоящее.
Улыбка медленно расплылась на моем лице, я притянул Эддисон к себе.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что нравлюсь тебе таким, без особого направления.
Ее свободная рука обвила мою шею.
– Тебя легко полюбить.
Я ощущал то же самое. Эддисон быстро завладела моими мыслями.
– Тебя тоже.
Она улыбнулась в ответ, и мои губы прижались к ее губам.
Глава четвертая
Несколько дней спустя я все утро соскабливал старую краску с перил на крыльце дома. «Metallica» ревела в наушниках моего iPod, я представлял лицо Эддисон. Можно было бы предположить, что нам нужно побыть порознь, ведь мы так много времени проводили вместе, но все было не так. Я ложился спать, думая о ней. Я просыпался, думая о ней.
Я пропал.
Может, это смешно, но мне было все равно. Я знал, что наши отношения развивались слишком быстро. Но прошло уже несколько недель, а я все равно хотел видеть ее каждый день.
Я оглянулся, чтобы убедиться, что Кевин все еще скребет. Клянусь, этот парень ненавидел любой ручной труд. Он мог часами разговаривать или писать. Обычно я заставлял его помочь мне с домашним заданием. Мне же нравилось работать руками. Не нужно чересчур концентрироваться, так легче мечтать.
Мы работали молча, каждый со своими наушниками, до обеда. А потом пришла бабуля с двумя тарелками, с сэндвичами и чипсами. Она вручила мне мое арахисовое масло и желе, и я заметил, что она разрезала хлеб по центру.
– Ба-а, – застонал я. – Мне семнадцать. Тебе не нужно резать мою еду.
Она прижала ладони к пояснице.
– О, отстань. Это привычка.
– Мне нравится мой сэндвич, – сказал Кевин. – Ты можешь и дальше делать его для меня.
«Какой подлиза», – подумал я.
Бабушка любя похлопала его по плечу.
– Вы вдвоем работаете неожиданно быстро, – сказала она, глядя на доски. – Ещё чуть-чуть и дело с концом.
– Это только потому, что Кайл хочет каждую минуту проводить с Эддисон, – поддел мой брат. – Он работает так быстро, что странно, что он не ободрал себе все пальцы.
Я пронзил его взглядом.