Ворона на мосту

Я послушался, распахнул дверь, согнулся в три погибели, шагнул, огляделся и поспешно покинул пустую, холодную кухню заброшенного трактира через окно. Оказавшись на улице, подумал, что корчить сейчас из себя Безумного Рыбника у меня нет ни сил, ни желания, да и жаль тратить время на такую ерунду, а значит, было бы неплохо сразу оказаться дома, — окончание фразы я додумал, уже сидя в своем кресле у погасшего камина. И надо сказать, остался почти равнодушен к собственному достижению. Полезное умение, конечно, хорошо, что я так быстро взял его под контроль, но такого рода фокусы не могут быть настоящей великой целью. Теперь, имея дело с по-настоящему могущественными колдунами, я страстно желал превратиться когда-нибудь в существо, подобное им. Но отдавал себе отчет, что до этого мне пока очень, очень далеко — в самом лучшем случае.

Поэтому, сказал я себе, кончай с мечтами и принимайся за дело. Чего тянуть?

Миг спустя выяснилось, что с работой все-таки придется повременить. Я вдруг понял — если чутье меня не подводит, сейчас откроется дверь, войдет Чиффа и скажет: «Опять несколько дней не жрал?» Все-таки удивительно, что его всерьез интересуют такие пустяки. Но если учесть, что за его причудами стоит солидный жизненный опыт и огромное могущество, возможно, мне тоже следует серьезнее относиться к распорядку дня и режиму питания? Мало ли, вдруг в этом есть какой-то тайный смысл.

Дверь распахнулась.

— Опять несколько дней не жрал? — спросил Чиффа строго, насмешливо и одновременно очень добродушно, в точности как я себе представлял.

— В библиотеке не было еды, — откликнулся я. — Но вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Я как раз сидел тут и думал, что надо быть более дисциплинированным в житейских вопросах.

— Правильно думал. Но, подозреваю, еще какое-то время дальше благих намерений дело не пойдет. Зароешься в работу и опять обо всем на свете забудешь. Собственно, делу такая одержимость только на пользу, так что буду пока за тобой присматривать, ничего страшного… Ты мне вот что скажи, с защитными рунами разобрался? Знаешь, что теперь делать?

— Знаю. В Иафахе прекрасная библиотека и послушные книги, готовые по первому зову сами упасть в руки. Я нашел там все, что рассчитывал, и еще многое сверх того. Десять защитных рун для работы с Перчатками Смерти, по одной на каждый палец, и тайная, одиннадцатая, которую следует единожды, перед началом работы с остальными рунами, начертить на собственном нёбе раствором специального яда, разведенным в такой пропорции, чтобы не умереть, а только, как сказано в тексте, «навсегда отравить кровь». Изумительной красоты концепция, и сами руны ей под стать. Совершенные очертания, благозвучные древние названия…

— Да погоди ты! Куда тебя понесло? Я тебя уверяю, даже если эти грешные руны имеют форму задницы и их названия, все до единого, созвучны слову «задница», но при этом они все-таки сохранят тебе жизнь, я буду совершенно удовлетворен.

— Это потому, что для вас красота мира — приятное излишество, а для меня — лекарство, — объяснил я.

— Да, действительно. Хорошо, что ты это осознаешь. Скверно, что я об этом забываю. В качестве извинения прими этот горячий пирог с индюшатиной. Я его, можешь вообразить, украл. Честность отнимает слишком много времени, в той лавке еще человек пять желающих толкались. И имей в виду, пока ты его не сожрешь, я с места не двинусь. Зато потом оставлю тебя в покое и пойду спать. У меня была та еще ночка, а перед ней — на диво веселый вечер, которому предшествовал донельзя интересный день. Я охотился на троих старших магистров ордена Лающей Рыбы, а за мной, в свою очередь, зачем-то гонялся начальник Правобережной полиции — нашел время! Уж не знаю, что случилось с сэром Йохом, то ли на солнце перегрелся, то ли бальзаму Кахара перепил, до сих пор у него хватало здравого смысла не совать нос в мои дела, а тут вдруг, ни с того ни с сего, — нате вам! Но все закончилось хорошо — в смысле, мало того что он меня не поймал, так еще и я его при этом не зашиб, что особенно радует. Он отличный мужик, такие раз в тысячу лет рождаются.

Я подумал, что только очень могущественный человек может себе позволить так искренне радоваться, что ему удалось не убить врага. В одной старинной книге я как-то встретил поговорку «сильный великодушен», тогда она показалась мне полной чушью. Но теперь понятно, о чем речь. Когда никого не боишься, можно спокойно и трезво выносить суждения о людях, не интересуясь тем, как они сами относятся к тебе. И, соответственно, оставить в живых опасного противника может позволить себе лишь тот, для кого по большому счету никто не опасен.

— Я рад, что мое общество доставляет тебе удовольствие, которое ты изо всех сил стараешься растянуть, — насмешливо сказал Чиффа. — Но пирог все-таки ешь. Зря я, что ли, его воровал?

— Спасибо, — поблагодарил я. — Просто слишком много информации, и я не успеваю ее обработать.

Подумал, понял, что объяснение вышло невнятное, и добавил:

— Еда — это тоже информация. И вообще все.