Воронье сердце. Отбор по принуждению

Хоть я и понимала, что речь не обо мне, последнее слово врезалось в уши, будто аккорд заезженной мелодии. Да так, что голова пошла кругом. Прислонившись к стене, я прикрыла глаза, а память послушно отмотала картинки назад. Я снова смотрела в альбом Бруны. Графию, где участницы сидят за столом… И неприятное, отталкивающее лицо одной из девушек, похожее на высушенную сливу или морщинистую косточку персика. Знакомое лицо. Где же я его видела раньше?!

Разгадка плавала близко и манила, будто рыба, бултыхающаяся у крючка. Но стоило лишь протянуть руку и попытаться схватить ее, она ускользала, и я снова проваливалась в пустоту. Летела в нее, падала в ее сердце и с каждой секундой удивлялась себе все больше. И почему эта мелочь так меня интересует? Ведь женщина с графии вполне могла жить в Тан-Комино, и, возможно, мы просто сталкивались на улицах города. Не исключено, что ее дом неподалеку от нашего, и я вижу ее каждый день. Ничего особенного, просто обычная женщина, в которую как-то раз плюнула шутница Филлагория. И попала.

Легкий ветерок коснулся плеч и погладил щеку. Кто-то стремительно пронесся мимо, обдав меня ароматом спелой дыни.

— Я хотела бы танцевальное испытание, — пропели вслед. И обращались, кажется, ко мне. — Я училась танцам у лучших преподавателей Эбберхорта!

— Этого еще не хватало, — услышала я сама себя. — Выплясывать перед визиоллами людям на потеху… Да я лучше показательно перечислю все промашки последнего свода законов! И пусть меня расстреляют на месте.

Открыла глаза. У самого окна переминалась с ноги на ногу девушка в эксцентричном алом платье. Ее кожу покрывали крупные и яркие пятна витилиго, и даже каштановая копна волос на одном виске серебрилась толстым седым пучком. Стигма горела под ключицей незнакомки: гордо, будто украшение.

— Я всегда мечтала стать актрисой, — со всей серьезностью заявила девушка, и ее карие глаза загорелись фанатично-безумным огоньком. — И прикладывала для этого максимум усилий.

— Ты шутишь? — фыркнула я. — И нравится тебе пыжиться, выжимая из других эмоции?

— Но купаться в народной любви — это же восхитительно, — возразила девушка и повернулась кругом. Подол ее алого платья распустился, будто маковый цветок.

— Если ты купаешься в народной любви, неизбежно захлебнешься и в ненависти, — заметила я. — А это не каждый может выдержать.

Девушка неожиданно помрачнела. Поник ее высокий пышный пучок, обвисла объемная юбка, и руки опустились, будто две тонкие лозы.

— Да, — проговорила она чуть разочарованно. — Тебе лучше знать. Вчера на ужине было… ужасно!

— Ужасно? — не поняла я.

— Воздух трещал от страстей! — девушка картинно замахала руками. — От яда чужих сердец! От зависти! Я думала, ты просто встанешь и уйдешь! Или… — она схватила себя за горло и еще раз развернулась кругом, — упадешь замертво!

— Не переживай, — затянувшийся разговор не приводил меня в восторг, и я поспешила в спальню. — После этого испытания гнев обрушится на кого-нибудь еще. Может, даже на тебя.

Девушка лишь проводила меня недоумевающим взглядом. Я чувствовала себя жалкой пародией на Лусьену, но удивлялась новой знакомой не меньше. Оказывается, даже на отборе можно встретить человека, что остановился в развитии на семи годах и никак не хочет во взрослую жизнь.

Альви уже переоделась и крутилась перед зеркалом в облегающем платье фиалково-серого цвета. Кажется, она совсем забыла о наветах Хельги, ибо удобным назвать этот наряд можно было с огромной натяжкой. Юбка, зауженная книзу, не давала сделать широкий шаг, да и корсет явно шили не для Альви, и он постоянно сползал вниз.

Я не стала повторять ни за нею, ни за девушкой с пятнистой кожей. Выудив из шкафа блузку и кожаные брюки, с удовольствием скинула платье. Одежда оказалась точно впору. Я чувствовала себя так, словно родилась в ней. И даже готова была поклясться перед лицом Филлагории, что никогда больше не надену платье! Мужиком стану — но не надену!

К десяти утра мы всем скопом вышли к парадным дверям. Кто-то успел распахнуть их, и теперь в арочном проеме зеленел, шумя кронами, королевский сад. К счастью, зрителей на этот раз не пригласили. Но в холле нас уже ждали Хельга, Андара и незнакомый мужчина в костюме оружейника.

— Добро пожаловать на новое испытание, ибресы и гранны, — загадочным голосом прохрипела Хельга, и мурашки ринулись по коже от ее уничтожающего взгляда. Визиолла над ее головой расширила зрачок и нагло вытаращилась в толпу. Стало не по себе.

В тот же миг трава за порогом захрустела под тяжелыми шагами, и, спустя пару секунд, утренний свет очертил в проеме фигуру Рэнимора. Сегодня он был таким, каким я увидела его в первый раз: в образе оружейника. Алый наххар скрадывал нижнюю часть его лица, оставляя на обозрение лишь смешливые глаза, а на металлическом поясе висели намино.

— Коварные низшие, — прошипела Лусьена. — И почему я надела платье, а мужланка Зиглан — штаны?!

— Лусьена, — с укором прошептала Бруна, — ты вообще хоть к кому-нибудь хорошо относишься?