ВОРОНКА

   Продавщица включила музыку. "Michele ma belle, Sont les mots qui vont tres bien ensemble[2]", - поплыло по залу, и закачались елочные гирлянды, и даже бумажные снежинки, приклеенные к стёклам витрин, закружились в танце. Маша ела пирожное, запивала маленькими глотками кофе и тоже покачивала головой в такт музыке. При этом она, ни на секунду не останавливаясь, рассказывала о своих сегодняшних подвигах. Как она удивилась, что в новогодний день в институте полно народу. Как долго и безуспешно искала Валентину Петровну, по прозвищу Промокашка. Как уже думала, что ничего не выйдет, но удача ей всё же улыбнулась. И чего ей, бедной скромной второкурснице, стоило уговорить надменную Промокашку сжалиться и поставить зачёт.

   Алексей давно проглотил пирожное и забыл про остывающий кофе. Он, не отрываясь, смотрел на Машу, ловя её глаза. Кружились бумажные снежинки, танцевали гирлянды, нежность заволакивала Алексея как ласковое море, и перехватывало дыхание.

   - Ты чего, Лёша? - осеклась Маша и глянула ему прямо в глаза.

                      Алексей молчал - его уже не было, он утонул в этой бездонной Вселенной.

  - Лёша! Леша, ты где? - ласково спросила Маша. - Ау!

   - Какая же ты красивая! - прошептал Алексей выныривая.

   - Ага! Красавица писаная! - ухмыльнулась Маша и тут же опустила глаза. - Лёша, ты меня смущаешь.

   Дверь магазина приветливо хлопнула за ними, выпуская на мороз новую партию запахов: "С Новым Годом! С новым счастьем! Заходите ещё". На улице зажглись фонари, медленно закружились хлопья мокрого снега. Машина рука вновь уютно устроилась у Алексея в кармане, говорить ни о чём не хотелось.

   Они прошли банк, кафе, рядом с которым толстая женщина ещё продавала горячие пирожки. Сзади остался "Детский мир", как ни странно, там тоже ещё было немало покупателей.

   А в сквере было пусто, аллейки уже покрылись снегом. Снег лежал на елях, помнящих Алексея с детства. Снег укрывал тонким слоем ступеньки, и они вновь казались юными. Снег лежал на голове, эполетах и носу Лермонтова, грустно и понимающе смотрящего на предпраздничный город.

   Снег лежал всюду.

 - Лёша, а ты знаешь, с тобой очень легко молчать

, - сказала Маша, проводя пальцем по заснеженной ограде ступенек. - Спокойно и уютно.

 - А я думал, это потому что от меня редко что умное услышишь.

  - Болтун! - улыбнулась Маша. - Это тоже есть. А что у тебя в сумке?

  - В какой сумке? - сделал большие глаза Алексей. - А, в сумке? И что же у нас в сумке? В сумке у нас шампанское.

    - Полусладкое?

   - Полусладкое!

   - Что же ты молчишь? Вот партизан! Давай его выпьем! - Маша вытащила руку, подбежала к скамейке у фонтана и стала сметать снег. - Надо обязательно выпить и загадать желание.

   Алексей подошёл, стал помогать сметать снег. Снег был липким, сметаться не желал, оставлял на скамейке маленькие лужи и льдинки.

   - Да ну её к чёрту, - засмеялась Машка, - что мы старенькие? Давай стоя. Как алкаши!

   - Желание дамы закон! - усмехнулся Алексей, открывая бутылку. - Держи стаканы, алкашка.

   - Только ты со стрельбой открывай, чтоб пробка в небо полетела, - потребовала Маша.

   Алексей открутил проволоку и, изображая страшный испуг, стал вытаскивать пробку. Машка нетерпеливо повизгивала, держа в каждой руке по бумажному стаканчику. Бутылка тихонько хлопнула, выплеснув лёгкий дымок. Пробка осталась у Алексея в руках.

   - Холодная, зараза! Надо было потрясти, - Алексей с досады запульнул пробку в пустой фонтан.

   - Да ладно, не расстраивайся! Я пошутила. Вообще-то я боюсь, когда стреляет, - Машка передала второй стаканчик Алексею. - За что будем пить?

   - За Промокашку? - спросил Алексей. - Шучу, шучу! Давай за этот год - за 1974-й. Это был замечательный год, это был лучший год в моей жизни - ведь я познакомился с тобой. За лучший год!

   - За лучший год! - повторила Маша.