Воронцовский упырь

— Да нет у меня никаких фактов, Костя. Знаю, что несчастна, и все. Вот я, например, счастлива, мой муж далеко не идеал, пьет, погуливает, а все равно мне с ним хорошо. А вот ей с ним плохо. Хотя она ничего не рассказывает. И потом, вы, наверное, знаете — она же сильно пьет.

— Юля? Пьет?!!

— А как же? Запоями пьет. Гостила она у нас как-то два года назад. Ох и намучились мы с ней, Костя…

Я в жизни не видела, чтобы женщина до такого себя доводила. Неделю сидела сиднем в этой самой квартире и пила, пила. Начали-то мы вместе, за столом, под хорошую закуску. А она после того еще неделю гудела.

Одна.

— А почему мне ее отец про это ничего не рассказывал? И Вадим ни словом не обмолвился.

— Отцу стыдно, наверное, про дочь такое говорить. А подруга — уж не знаю. Он сам вечно пьяный, этот аферюга Вадик. Куда ему за другими следить?

— А как же ее муж к этому относится? Он-то мне тоже ничего не говорил про ее запои.

— Из этого мышонка слова лишнего не вытянешь.

Тоже, наверное, стыдно о таком говорить. Он вроде бы пытался ее лечить, но безуспешно.

— Так что же все-таки вы думаете по поводу ее исчезновения? — спросил Константин.

— Что думаю? Она приезжала ко мне в начале февраля. Просила денег взаймы. Много просила. Пятьдесят тысяч долларов. Откуда у моего мужа такие свободные деньги, сами подумайте? Она сказала, что они с подругой заняли деньги у очень серьезного человека, а Вадик украл их у нее и опять впутался в какую-то аферу, и его кинули. А деньги теперь надо либо отдавать, либо пускать в дело. Ну что я могла? Я-то хотела ей помочь, конечно, мы поехали с ней на работу к мужу, но он отказал. Он деньги зарабатывает, трудится от зари до зари, а это все равно что их выкинуть…

— Но ведь эти деньги могли стоить жизни вашей двоюродной сестре, — заметил Костя.

— Да нет у него таких свободных денег. А потом, мы так поняли, не она занимала, а подруга, деньги истратил ее муж, так пусть они и отвечают.

— Вот они обе и пропали. И подруга, и Юля, — сказал Костя.

— Ой, не знаю, не знаю… Жизнь такая пошла, Костя, деньги дороже всего. Гораздо дороже человеческой жизни. Юля сама должна была думать, с кем связывается. А у нас двое детей, и мы своими деньгами рисковать тоже не можем. Несколько лет назад с хлеба на воду перебивались, а Юля сыто за мужем жила, они никогда не бедствовали…

— Понятно. А теперь скажите мне вот что — вы ничего не слышали от Юли о предыдущей жене Серова Ире?

— Юля мне ничего не говорила. Я только одно заметила: когда я спрашивала ее, как раньше жил ее муж, был ли женат, есть ли дети, она бледнела, и глаза у нее становились какие-то странные, словно она что-то жуткое знала и не решалась сказать. А отвечала коротко. Мол, был два раза женат, от первого брака есть сын, живет тут, в Питере. А от второго брака детей нет.

Не любила она об этом говорить, очень не любила, Костя.

— Ладно, Валя, спасибо за кофе. Поеду я. У меня еще одна встреча в этом славном городе.

— Счастливо вам, Костя. Дай бог, чтобы наша Юленька побыстрее нашлась. А порой, знаете, что я думаю — сбежали они куда глаза глядят от своих замечательных мужей. Что один хорош, что другой. С одним маета, с другим смертная тоска, как в могиле.

— А объясняла вам Юля, почему она вышла замуж за Серова? — спросил напоследок Константин.

— Говорила, что устала жить одна, что он человек солидный, с положением и достатком, что очень любит ее. А это уже немало. Когда он ухаживал за ней, она веселая ходила, и глаза блестели, а вот когда они поженились, она сильно переменилась. Появилось в ней что-то такое… как вам сказать… Словно жила через силу, словно что-то ее постоянно мучило.

— Спасибо, Валя, вы рассказали мне много интересного, — сказал Костя, вставая.

— Да не за что, чем могла… Заходите еще, если что… Вы такой интересный мужчина, — подмигнула она ему.

Он тоже подмигнул ей.

— Зайду, если еще кто-нибудь пропадет…

— Ой, не дай-то бог, — замахала руками Валя.

— А я по другим поводам не захожу, — улыбнулся Костя, надел дубленку и вышел.

Теперь его путь лежал в самый центр Санкт-Петербурга. Там на улице Марата проживал сын Серова Петр. Константин поймал такси, и машина понесла его по заснеженным улицам к старому, видимо, дореволюционному дому.

Он вышел из машины, расплатившись с водителем, нашел нужный номер, зашел в подъезд. Повеяло стариной, запахом чего-то ветхого, пыльного, затхлого.

Обшарпанные стены, съеденные временем ступени широкой лестницы — все это наводило на грустные размышления, в душе как-то защемило, даже страшновато стало — подъезд был темный, мрачный…

Лифта не было, Савельев потопал пешком на четвертый этаж когда-то доходного дома. Обитая дерматином дверь с клочками ваты. «Серову — три звонка, Гершкович — четыре звонка, Гымзе — пять звонков…» Константин нажал три раза… Долгое зловещее молчание, потом зашлепали тапки за дверью. Лязгнул замок, дверь открылась.

Перед Костей стоял невысокий небритый человек с потухшим взором, в грязной майке и сатиновых шароварах.

— Здравствуйте. Мне нужен Петр Геннадиевич Серов.