Воронцовский упырь

Роман сделал глотательное движение и смолчал.

— Порвать его, что ли, падлу? — предложил Чиж. — Он ведь еще Косого заложил, заметил «хвост» в электричке.

— А вы не думайте, что я глупее вас, — сардонически улыбнулся Серов. — Я вашего мордоворота давно приметил. Вас вот только в Москве раскусил, — обратился он к Валере. — Стар стал. Понял бы раньше, черта с два вы вычислили бы Дашенькин дом.

— У, падаль! — замахнулся на него Валера, но Роман остановил его.

— Хватит базарить. Караульте его, я лопаты принесу, надо машину во двор загнать, мало ли что…

Он вышел и принес лопаты. Чиж и Валера стали разгребать снег. Роман и Серов сидели в машине и напряженно молчали.

Роман бешено ненавидел своего собеседника. Но он понимал, что от его сдержанности сейчас зависит жизнь Юли. Он старался думать только о ней.

Наконец снег был расчищен, и Чиж загнал машину во двор. Роман открыл дверь, и странная компания вошла в дом.

— Хорошо у тебя, — сказал Чиж. — Уютно.

— Не хоромы Сержа, разумеется, — усмехнулся Роман.

— Да ну их, там хлопот выше крыши, — согласился Чиж, хотя он не уставал восхищаться особняком Сержа. — А здесь чисто, уютно, и мебель классная.

Когда ты успел все это построить? Или купил в таком виде?

— Сарай был, — махнул рукой Роман. — Ладно, об этом позже. Итак, Геннадий Петрович, говори, где Юля, и дело с концом. И быстрее, пожалуйста.

— Я должен иметь гарантии своей жизни.

— Не дам я тебе никаких гарантий! — прохрипел Роман. — Мы тебя сейчас на куски порежем, если не .скажешь, вот и все тебе гарантии. Вяжите его, ребята, привязывайте к стулу.

Чиж и Валера подхватили под руки старика и привязали его накрепко к стулу.

— Где Юля? — тихо спросил Роман, вытаскивая из серванта длинный нож.

— Вы что? Вы что? Вы не посмеете!

— Юля мне написала письмо, я его прочел, — сказал Роман. — Я все знаю про тебя, про историю с прежней женой, про то, как ты шантажировал Юлю… Говори, даю полминуты на размышление…

— Я хочу жить! Дайте гарантии, и я все расскажу!

Роман поднес острый нож к глазу Серова, предварительно легким движением руки сбив с него очки.

— Где Юля?

— Я сейчас потеряю сознание от страха, и вы ничего не узнаете! Я старик, у меня больное сердце!

— Где Юля?

— Не скажу!!! — истошным голосом завопил Серов и действительно потерял сознание, беспомощно повиснув на туго стягивающих его руки веревках.

— Придуривается, падло! — заметил Чиж. — Прижги его утюжком, Роман, чтобы оклемался.

— А если и вправду сдохнет? — задумался Роман. — Откуда мы узнаем правду? Принесите воды.

Роман окатил старика ковшом ледяной воды. Тот встрепенулся и открыл глаза.

— Я умираю, — застонал он.

— Какие тебе гарантии, упрямый старикан? — спросил Роман. — Сам знаешь, у нас нет времени. Ты же ее держишь где-то в лесу. Где она?

— Если Юля жива, вы отпустите меня?

— Отпустим, хрен с тобой, живи, падло, если сможешь, — пообещал Роман, вздохнув.

— Но гарантии?

— Спроси у ребят, если я чего-то пообещал, значит — выполню. Но гляди, если ее нет в живых…

— Послушайте меня, вам я могу сказать — на мне кровь, я убил Нину Красильникову, меня будут судить. Я покажу вам, где Юля, и вы отпустите меня, хорошо?

— Как же ты ее убил?

— Они вдвоем отправились к вам. Роман Ильич.

Мы с моим приятелем подъехали к дому Красильниковых, они голосовали на дороге, я спрятался в машине, они сели туда. По дороге я убил Нину, а Юле вкололи снотворного. Нину закопали по дороге в Воронцово. А Юлю я отвез в одно место. Она там и сейчас.

— А на хрена тебе это надо? — спросил Роман.

— Я больной человек, я психически болен! Мне доставляет удовольствие мучение женщины. Я не могу ничего с собой поделать, поймите!

— Однако подстроил ты все так, чтобы подставить меня, зная, что Юля стала мне близким человеком, а у меня сложная профессия и на меня можно свалить все. Вадим Красильников знал, что они поехали ко мне, значит, я их обеих убил из-за тех денег, которые дал Нине и которые Вадим потратил. Так что башка твоя работает неплохо.

— В остальном я здоровый человек, но это… выше меня. Я не могу без этого жить.

— Ты и эту Дашу так же хотел замучить?

— Я не хотел, но за дальнейшее я не могу отвечать, сначала я испытываю к женщине нежность, но потом мне начинают доставлять удовольствие ее страдания.

— Хрен с тобой, все это мне не нужно. Руку я не подниму на такое падло, как ты. И уж заявлять в органы на тебя за то, что ты угробил эту Нину, не стану. Говори, где Юля, и если она жива, я тебя отпущу на все четыре стороны. Уберешься гол как сокол. У тебя теперь ни квартиры, ни дачи, ни денег. Сам подохнешь под забором. Веди, сучара! И не тяни больше резину! Наверняка она заперта в холодной избе, волк позорный!

Может, ее уже нет на свете, она умерла. Она же боится быть запертой, ты об этом знаешь! Но учти, если она умерла или умрет на наших руках, ты увидишь небо в алмазах, гнида! Говори!

— Развяжите меня, поедем. Кроме меня, никто вам не покажет дорогу.

— А что же это за приятель такой у тебя, который с тобой на такие дела пошел? Ради чего?

— Ради денег, конечно. Только они ему уже не понадобятся. Он недавно скончался.

— С твоей помощью?