Ворошенный жар

Во-первых, странно увидеть исправного, здорового мужчину и не в летах, и не в армейском — в затертом тугом плаще, в темной кепке.

Во-вторых, вроде не бомбят, не обстреливают, а суета, напряжение, беспокойство и сумрак роятся по усадьбам, по избам при его приближении. Кто ж такой?

— Ценный человек, — хмуро пояснил старичок. — Наденет белый халат, и бык ему подчиняется. В штатской одежде не подходи.

Но это одна сторона полезной деятельности ветеринара. Другая связана с запретом по району всякого убоя приплода рогатого скота, овец, свиней, принадлежащего как колхозам, так и лично колхозникам, единоличникам, рабочим и служащим, поскольку большой ущерб нанесен войной общественному животноводству. И теперь этот человек в немалой степени вершитель многих судеб. Случись падеж, или травма, или хворь, или еще какая напасть, мало того горя хозяевам, еще жди, что тебе за это будет, как взглянет ветеринар. Сказано: привлекать к строжайшей ответственности да по нормам военного времени.

Фамилия этого человека — Кабанов, и за его подписью немало скопилось актов в сельсовете, что у нас в избе за дощатой, не дотянутой до потолка перегородкой.

Сегодняшнее появление в деревне Кабанова завершилось следующим актом:

1942 года 22-го мая.

Составлен акт на предмет вскрытия трупа павшего теленка у Ефимовой Марии Михайловны в присутствии дипутата с / с тов. Антонова В. И., возраста 1 м, пол телочка коковая пала от плохова питания вбольшом количестве и 2-е несвоевременно заявлено вет. ф. о помощи каковая была б устранена без ущерба. Было заявлено предсмертно посредством уколов и вправления грыжи теленок жил 3 дня. Но так было Сращение пятли кишки с соединительной оболочк. и воспаления брюшины дело безнадежное…

* * *

«23.5.42. В течение ночи редкий арт. — минометный огонь и ружейно-пулеметная перестрелка».

* * *

Секретарь сельсовета — миловидная Тося. Работа чистая, не тяжелая. За то свекровь ругает ее «дворянка». И едко так о ней: «Тоська, водворянившись, сидит-посиживает, хоть бы ты что».

* * *

— Православные! Навались! — крикнул доброхот боец, помогавший толкать застрявшую машину. — И начальники тож!

* * *

К секретарю сельсовета Тосе поступают справки о смерти человека. Вот одна из них. Выдана непосредственно самому… покойнику:

Справка. Дана настоящая Васильеву Егору Васильевичу, что он действительно болел крупозным воспалением легких с 26. III. 42 по 4 / IV. 42 года и лечился в Морьинской амбулатории, у м / ф Быковой.

Скончался 4 / IV. 42 13 час.

К чему заверяю

м / ф Морьинского пункта М / ф Быкова

4 / IV. 42 г.

Вот так, не мудрствуя и безо всяких там церемоний.

«Акт о смерти Загораевой Прасковьи Ивановны в возрасте 75 лет», «от преклонных лет померла. Со стороны издевательств не было. В чем и расписуемся

Семенова, Макарова, Романова».

* * *

Наша листовка, рифмованная:

Deutsche Soldaten,Lasst Euch raten.Ruft den Russen zuaus der Weite:«Sdajus, Towarisch,Ne strelajte!»Немецкие солдаты,советуем вам.

Кричите русскимиздалека:«Сдаюсь, товарищ,не стреляйте!»

— Ишь как ласково напели, — сказал старшина, слушая непонятные немецкие слова. — А ты, — сказал мне, — лучше гаркни им в рупор: «А ну отъерзывай!»

* * *

Наша армейская:

По дорогам глинистым, по лугам Тверцы,По полям калининским проходят бойцы.Эх, полки стрелковые — храбрецы в полках,Автоматы новые в молодых руках.………………………………………………..

Мы полками вклинимся в линии врагаИ вернем калининцам Волги берега.

* * *

Как животворно начало лета. Особенно после такой тяжелой зимы. Кажется, все предвещает только хорошее. И каждый день по-особому полнокровен. При всем том это — день войны.

Лето

Перевожу немецкие статьи, обращенные к солдатам: «На то была воля провидения… Чувство дружбы создает единство нации», «Любой немец по своим биологическим данным неизмеримо выше любого другого…»

И секретный циркуляр хозяйственного штаба германского командования на Востоке:

1 …Немецкие квалифицированные рабочие должны работать в военной промышленности; они не должны копать землю и разбивать камни, для этого существует русский.

* * *

— Кто жить не умел, того помирать не научишь, — говорит о немцах женщина, выбравшаяся из Ржева с детьми и примостившаяся у людей здесь, в деревне. — Немцы ужасные трусы. Сидят обедают, или вечером бомбят — под стол прячутся. Даже смешно. «Матка, ляхен? Дом капут, матка тод!» Мол, чего смеешься, дом капут и саму убьют. А я: жарче! жарче! — призываю.

Она же о своем меньшом, который бессменно на руках у нее:

— Как старичок был. Изнеможенный скелет. Здесь так хорошо его подняли, так помогали, хоть у самих такая нехватка.

* * *