Ворошилов

Голубовский рудник был уже и в начале 90-х годов большим предприятием. Владельцы его, как и все горнопромышленники России, без зазрения совести использовали детский труд. В России существовали законы, ограничивавшие его применение, но они всегда и везде оставались на бумаге. «Чтобы судить о применении законов, ограждающих детский труд, — писал один из дореволюционных исследователей положения рабочих в Донбассе, — стоит на любом руднике зайти в здание углеподъемных или других машин или же в так называемое «ламповое отделение…». В этих помещениях, особенно в «ламповых», воздух которых до такой степени насыщен парами наливаемого в лампы бензина, что вызывает головокружение и тошноту, вы увидите целые вереницы крошек-мальчуганов. С бледными, истомленными лицами, перепачканными копотью и сажей, с черными руками, замасленные донельзя, быстро движутся они по огромному зданию под недремлющим оком десятника».

Никого, по сути дела, не интересовал возраст малолетнего работника. «Большинству из них, — писал тот же автор, — трудно дать и 13 лет, сплошь и рядом попадаются дети лет одиннадцати. Но если вы спросите любого, сколько ему лет, он, к вашему изумлению, ответит: «пятнадцать»… Не в интересах и самого мальчугана открыть истину: он может лишиться места, а это открывает перед ним перспективу недоедания и вечных попреков дома».

Клим, разумеется, также не хотел потерять работу и старался изо всех своих детских силенок. Его приобщение к шахтерскому труду состоялось так: дали ему специальный ящик и поставили выбирать примеси из выданного на-гора угля. Рабочий день, как у взрослых, с шести утра до вечера, с двумя перерывами; полчаса на завтрак и час на обед. Мокрый и грязный от угольной пыли, въедавшейся в кожу, таскал десятилетний мальчик тяжелый ящик по крутым штабелям угля. Оступишься — сорвешься вниз, искалечишься, а выпустишь ящик — тогда пропала работа: жалованье зависело от количества набранных ящиков с породой. И за этот каторжный труд — 8, редко 10 копеек в день! К вечеру Клим еле волочил ноги.

Однако, как ни тяжела была эта работа, ни в какое сравнение не шла она с трудом горняка — в этом Клим убедился, когда знакомые шахтеры взяли его посмотреть, как добывается уголек. Навсегда запали в его память узкие и душные штреки, навсегда запомнил он забойщиков, долбивших кайлом, согнувшись в три погибели, а то и лежа, уголь, и саночников, впряженных в постромки тяжелых волокуш.

Да, жизнь и работа на руднике была куда как тяжелой. Но если натуры слабые и податливые в такой обстановке разрушались и гибли, если на большинстве людей работа шахтера сказывалась угнетающе, то для натур сильных, упорных и готовых к борьбе она была закалкой, и тот, кто выдерживал, проявлял характер — мог считать, что он готов к любым жизненным испытаниям. Таков был и Клим: его, уставшего, замученного, интересует и отчего горят электрические лампочки, впервые увиденные им на шахте, и как устроена подвесная канатная дорога, его тянет все увидеть, дойти до всего собственным умом или при помощи взрослых. Смышленого малыша замечают, и вот он уже смазчик машины, подающей уголь из шахты на-гора, он ходит с масленкой и повинуется окрикам машиниста:

— Эй, Кли-и-им! Посмотри, где нужна смазка!

Старательность маленького смазчика и благосклонность механика послужили и причиной тяжелого испытания. Вместе с Климом уходом за машиной занимался пятнадцатилетний паренек. Опасаясь, видимо, конкуренции, он подговорил группу старших ребят, и они, воспользовавшись удобным моментом, избили мальчугана, избили зверски. Очнулся он лишь через несколько дней на койке рудничной больницы.

Болезнь была долгой, и даже спустя несколько лет ощущались последствия избиения — головные боли. Родители на некоторое время забрали сына на соседний, Шепиловский, рудник, но вскоре отец возвратился в Смоляниново. Клим вновь оказался среди сборщиков колчедана в Голубовке, и вновь началась изнурительная, изматывающая работа. Теперь, однако, мальчик окреп, набрался опыта и ухитрялся наполнять по нескольку ящиков породы в день. С гордостью приносил он домой заработанные деньги. Сестра не тратила их, приберегала. Однажды настал день, когда вся семья отправилась выбирать обновы. На свои собственные, кровные деньги купил малолетний горняк рубашку, штаны, полотенца. Особенно гордился он шевровыми сапожками на высоких каблуках.

Головные боли не прекращались, и мать решила забрать сына в Смоляниново. До весны он не работал — мать хотела, чтобы мальчик немного оправился от болезни. Поэтому, когда в гости к Ворошиловым заехал племянник, сын дяди Спиридона, и позвал Клима погостить на хуторе Воронов, родине отца, мать охотно согласилась — ей казалось, что в деревне сыну будет лучше. Вышло, однако, не совсем так — после тяжелого труда отборщика породы ему пришлось познакомиться с долей батрака в хозяйстве богатого крестьянина.