Ворошиловград - Сталинград. Великий поход армии К.Е. Ворошилова от Луганска в Царицыну и героическая оборона Царицына

Получив от своей разведки сведения о расположении в хуторе Аксай батареи и батальона противника, мы ворвались в хутор, изрубили пехоту и забрали 8 пушек, не дав им даже выстрелить. Впереди оставалась страшная для конников машина — бронепоезд «Брянский». Дождавшись ночи, мы двумя спешенными эскадронами пробрались по балкам к железной дороге. За станцией Гнилоаксайская разобрали рельсы, в лощине за кустами замаскировали два орудия и залегли с пулеметами, а между Гнилоаксайской и Жутово поставили и замаскировали шесть орудий; с двух сторон залегли с пулеметами. Коней с коноводами спустили в балки, а один эскадрон с ручными гранатами и пироксилиновыми шашками пошел к бронепоезду «подразнить» и увлечь его под свою артиллерию.

Километрах в восьми от засады мы нашли бронепоезд и технический поезд стоящими рядом. Осторожно подползли на сто шагов к бронепоезду.

Была тихая, темная ночь. Из классного вагона доносилась красивая мелодия скрипки под аккомпанемент баяна. Двое офицеров пели романсы. Великолепно звучал красивый тенор, но баритон все время «врал», пение часто обрывалось. Тогда офицеры начинали петь снова. Слышен был их пьяный хохот.

Лежа со мною рядом, эскадронный старшина говорит мне:

— Вот, гад, спивае здорово! Як бы его взять у плен, хороший был бы подголосок в эскадроне.

Так мы пролежали с полчаса, отдохнули, начало клонить ко сну. Но тут наш боец, старый казак, не вытерпел и, подойдя почти вплотную к вагону, бросил в окно бомбу.

Поднялась паника. Белые открыли пулеметный и орудийный огонь с броневика, но мы залегли так, что их огонь нас не поражал. Наши засады не подавали никаких признаков жизни. Молча ждали приближения поезда.

Поезд, стреляя из орудий, медленно шел по направлению к засаде. Вот он подошел к нашим батареям, которые тотчас же открыли огонь. Поезд взошел на мостик и сошел с рельсов. Это ночью наши бойцы из засады успели разобрать рельсы на мостике и заложили под мостик динамит. Но прислуга не выходила из поезда, усилив огонь из орудий. Через несколько минут раздался оглушительный взрыв. Земля задрожала. Громадный сноп огня осветил окрестности (это наши взорвали мостик и поезд). Загорелся один товарный вагон, затем начались взрывы горящих снарядов; тогда мы полком, в конном строю, окружили местность радиусом в 4—5 верст и вылавливали по одному, по два бежавших в разные стороны белых, спасавших свою шкуру. Взрывы продолжались от горящих патронов и снарядов. Паровоз тяжело вздыхал через предохранительный клапан от излишка пара. Начинало светать. Проникнув в паровоз, наши бойцы потушили форсунку, чтобы не взорвался котел, а на восходе солнца подсчитали трофеи:

— 17 офицеров, 62 солдата, бронепоезд «Брянский», — так рапортовал эскадронный старшина.

До Жутова оставалось 10—15 верст. Там на рассвете открылась артиллерийская канонада. Слышно было, как глухо «кашляли» шестидюймовки; порывы ветра доносили треск пулеметов и частый ружейный огонь. Надо было спешить: «наших бьют, гады», — сверлила голову мысль. Оставив взвод караулить броневик, мы на рысях пошли всем полком к Жутово.

Разведка, вышедшая вперед, донесла: «Замечена цепь противника в окопах».

Выехал я на рекогносцировку: действительно, была видна цепь. Но чья?.. Расставив артиллерию, дав задание построить полк для атаки в двойную резервную колонну и оставив помощника с инструкцией, мы, со взводом и десятком красных знамен, поехали вперед, к цепи.

Началась легкая перестрелка из цепи «противника». Мы не стреляли, ехали врассыпную и махали красными знаменами. Стрельба затихла. Выехало к нам на конях двое бойцов. Остановились на расстоянии 50 шагов, и началась перекличка: «Вы кто?», «А вы кто?» и т. д. Долго никто не хотел назвать себя. Наконец, мы говорим, что от 10-й армии, идем выручать Сальскую группу.

— Брешете, гады, мы вас знаем! Нас не обманешь, — заявили делегаты и уехали к окопам.

Через 10 минут выехали к нам четверо всадников и пригласили к себе. Я решился поехать. Послав бойца к моему помощнику в полк и приказав: «как услышите стрельбу, открывайте артиллерийский огонь и переходите немедленно в атаку», поехал к окопам, держа маузер наготове.

Подъехал; меня встретил начальник стрелковой дивизии. Из двух фраз и по армейской догадке мне стало ясно, что это наши.

Тот, кто не переживал ужасов осады, тот не поймет той радости, какую вселило в бойцов наше появление. По цепи быстрее электричества передавались слова: «Соединились с Царицыном. Наши выручили. Ура, ура!».

Бойцы, как маленькие дети, бросались нашим бойцам на шею, целовали их, плакали и смеялись от радости.

В обозе лежали сотни раненых с гниющими без перевязок ранами. На их глазах блестели слезы радости. Не вытерпев, плача и смеясь, я обнимал каждого, кто попадется под руку. Такого сильного чувства я не переживал даже к самому любимому человеку.

Подошла старуха лет 80. В руках у нее горячая пышка, испеченная из размоченного ржаного зерна на листе кровельного, снятого с крыши, железа.

— На, милый, кушай, голодный ведь ты, а я уж, как бог даст, — говорит она, улыбаясь и подавая мне пышку.