Ну, тут все ясно, маги — добро, я — зло и тому подобное... бла-бла-бла… традиции покаяния возрождаются… бла-бла-бла…справедливость, равенство, братство… что-то еще не менее загадочное и странное. Люди отвечали одобрительным гомоном и рукоплесканиями, вряд ли понимая хотя бы каждое третье слово. Я тоже не понимала, да и не хотела.
Я сжимала кристалл и дергала руками, уже зная, что освободиться не получится, и все равно не могла остановиться.
В толпе мелькнуло озабоченное лицо Вита, Михея нигде не видно, как и Риона. Мой взгляд перебегал с одного зрителя на другого. Им было весело, они переглядывались, толкали руг друга локтями, пряча за спинами овощи и яйца.
Я закрыла глаза, и тут же снова открыла, потому что в темноте было еще страшнее. Нестройные голоса распались на отдельные выкрики, удар в руку и очередной помидор разлетелся алыми брызгами. Кто-то по-детски счастливо рассмеялся. Тонкий звук, как пощечина, заставил меня повернуть голову. Я отдала бы все, чтобы стоять там и смеяться вместе со всеми. Девушка расхохоталась снова, не сводя с меня зеленых глаз.
Меня прошиб холодный пот. Я смотрела в ее лицо, в неожиданно знакомое лицо, и чувствовала, что еще немного, и снова зареву. Это было почти невозможно. Что она тут делает? Откуда? Когда? Как?
В первом ряду между почтенной матроной в расшитом платье и кузнецом в фартуке стояла знакомая девушка. Пропавшая Лиска из Хотьков, рыжая, красивая в голубом платье, совсем не похожая на разносчицу, что служила в трактире у Питриша. Она улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй.
Путешествовать по Тарии не запрещено, и девушка вполне могла оказаться здесь совершенно случайно. Могла, но стоя босиком на эшафоте со скованными руками, я так не думала. Она пришла посмотреть на казнь. И причины этого меня сейчас не интересовали.
Наверное, я бы закричала, просто так, от страха, от несправедливости. И уже открыла рот, когда откуда-то сверху обрушилась тишина. Словно я на мгновение оглохла. Неестественное, почти угрожающее молчание. Зрители, маги, стражники — выжидающе уставились на меня. Коленки вдруг задрожали. Речи закончились, сейчас начнется казнь, тьфу, покаяние…
Тот самый говорливый маг встал прямо напротив меня и поднял руки. Его магия неслышно разлилась по эшафоту, и воздух вокруг загустел, став вязким и неподвижным, как вода в болотине за Старым поймищем. Я там, в бочаге лапоть оставила, а потом хворостиной от бабки получила. Обувка была почти новая.
Только воздух держал намного лучше топи. Я попыталась наклонить голову и поняла, что не могу этого сделать. Я чувствовала себя словно долька яблока, которую опустили в вязкий сироп. Не больно, но с места не сдвинешься.
По пальцам мага побежали огоньки. Толпа охнула и замерла. Я смотрела на людей на застывшее на лицах предвкушение, и к горлу подкатила горечь. Интересно, если меня стошнит, это сильно испортит торжественность момента?
Искорок в руках у мага становилось все больше и больше, они скапливались на коже, окрашивая его ладони в серебряный цвет. Еще и еще, пока их не стало так много, что казалось, в руках чаровника пылает маленькое солнце. Толпа победно взревела, сияющий шар разлетелся, брызнул в разные стороны ослепительными лучами. Их свет лег мне в лицо, совсем как на том барельефе в склепе.
Видимо, пора каяться.
Свет казался таким большим, таким ярким, что в первый миг показалось, что я растворяюсь в нем, что я исчезаю. Свет рос, а я уменьшалась. Сияние заполняло мир, проникало всюду, забиралось внутрь через глаза, рот, нос, через кожу.
Оно коснулось кошки, и зверь, потянувшись, поднял голову. Я стояла в неловкой позе, со скованными руками, чувствуя голыми пятками шершавое дерево помоста, а сила внутри меня просыпалась, потягивалась, с интересом присматриваясь к внешнему миру.
Она видела все: помост, мага и расплывающиеся уродливые лица зрителей, и я видела их вместе с ней, потому что это были и мои глаза тоже. Ей не мешал серебряный свет. Я не могла двигаться, а вот она плевать хотела на то, что нас окружало.
Прекрасный, сильный, опасный зверь встал. Под ногами или лапами мягко замерцал рисунок треугольника. Камень был теплым и ласково покалывал подушечки пальцев. Или лап.
Я или она ощутила чье-то присутствие рядом. Мы фыркнули, запах был не особо приятный, но знакомый. Неман, тот толстяк, что обещал нам жизнь.
Хранитель фонтана стоял сбоку от столба с колодками, стоял точно так же, воздев руки к солнечному небу. Он заговорил, на странном гортанном наречии, которого я не понимала. Отрывистые и раскатистые звуки, они окружали нас со всех сторон, словно жужжащие осы, и то одна, то другая садилась на мою шкуру, прилипая к коже, и вонзала тонкое обжигающее жало.
Зверь зарычал, я закричала. Да это был именно крик, потому что издавало его мое горло. Магия Немана вцепилась в меня невидимыми крючьями и стала дергать в разные стороны, давить, тянуть. Шкура или кожа затрещала.
Я продолжала кричать. Мы продолжали.
А люди глотали эти крики с жадностью, ловили, задирая головы, и иногда зажмуриваясь то ли от счастья, то ли от ужаса.