Воруют! Чиновничий беспредел, или Власть низшей расы

То же самое было и с сухопутными силами. Англичане и французы имели на вооружении нарезные штуцеры, бившие на 1200 шагов. Русские же части имели нарезных ружей только на 1/23 часть армии. Всё остальное — гладкоствольные ружья с дальнобойностью в 300 шагов. К тому же русские штуцеры заряжались в 5–6 раз медленнее, чем гладкие ружья. Один выстрел русский штуцерник мог сделать лишь раз в три-четыре минуты. Ведь то были ещё дульнозарядные системы, в стволы которых — по нарезам — приходилось проталкивать с помощью шомпола и молотка пулю с «ушками». А вот дульнозарядные винтовки интервентов стреляли так же часто, как и гладкоствольные ружья — три выстрела в две минуты. Почему? Потому что они применяли пули Минье: они, имея особые колпачки в донной выемке, при выстреле расширялись — и вжимались в нарезы ствола. А при заряжании пуля Минье входила в дуло так же быстро, как и круглые пули гладкостволок. Словом, с таким оружием интервенты могли безнаказанно расстреливать русских частым огнём с больших дистанций. При этом англичане и французы из своих винтовок уничтожали и расчёты русских пушек: ведь пули их поражали на 1200 шагов, а картечь из гладкоствольных орудий летела максимум на пятьсот. Ну а ядрами по рассыпавшимся на местности стрелкам сильно не настреляешься. Это — как и пушки по воробьям…

Низшая раса во главе с шайкой Романовых, правившая Россией, не смогла снабдить русского воина нормальным оружием. Она обрекла его на бессмысленные потери в той войне. А в своё оправдание эти твари (цитируем доклад по военному министерству) заявили, что войска «должны были тяжкими потерями и обычною своею стойкостью выкупать несовершенство своего вооружения». (А.А. Строков.

«История военного искусства». Москва, «Полигон», 1994 г., с. 480.) В итоге русских, пытавшихся атаковать неприятели в штыки, били пачками. Наши просто не могли добежать до англо-французов, устилая поля боёв своими телами.

Император Николай считал, что он любит русскую армию и всячески её укрепляет. Только «укрепление» это сводилось к бесконечным парадам, на которых царь мог наказать генерала за то, что солдаты маршируют не в такт музыке. Всё сводилось к внешнему лоску и шагистике, причём солдат почти не учили метко стрелять.

Обмундирование русского солдата 1853 года служило чему угодно, кроме удобства самого бойца. Как пишет С. Сергеев-Ценский в «Севастопольской страде», наш солдатушка вынужден был таскать ранцы из тюленьей или телячьей кожи (квадратные, по полуметру в одной стороне), причём ремни этих ранцев перекрещивались на груди. Весил такой ранец с полагающейся укладкой около пуда (16,38 кило). А тяжесть всего солдатского снаряжения составляла 2,25 пуда. Если ещё шёл дождь и намокала солдатская шинель, то амуниция тянула на все три пуда — на 50 с гаком кило. Вы пробовали когда-нибудь ходить с такой нагрузкой? Грудь русского солдата ради парадной красоты так тесно стягивали узкими мундирами и ранцевыми ремнями, что у многих во время пеших переходов лёгкие наполнялись кровью, начиналось кровохарканье. (Мне самому как-то, при подъёме нашей учебной бригады по тревоге, пришлось надеть чужую шинель на два размера меньше. После пробежки в какой-то километр меня откачивали — сознание потерял от нехватки воздуха. Так, что чувствовал николаевский солдат в тесном мундире и с пудовой тяжестью за спиной, автор сих строк прекрасно представляет.)

А западные солдаты тащили на себе от силы 30 кг амуниции. У них были удобные шаровары и свободные куртки. И если николаевский солдат носил дурацкую бескозырку, то французы — лёгкие кепи с большими козырьками, защищавшими глаза от лучей солнца.

Наконец, полный провал был по транспортно-снабженческой части. Логистика интервентов в Крыму обеспечивалась десятками паровых и парусных грузовых судов. Они регулярно таскали на полуостров грузы из Англии и Франции. А вот для русских подвезти припасы в Севастополь и для Крымской армии оказалось чертовски трудным делом. Железной дороги, идущей в Крым, не имелось. Например, от Перекопа или от Керчи грузы волокли на воловьих упряжках — за двести километров. Вол силён, но тихоходен: делает не более десяти вёрст в день. Пара волов требует питания — полтора пуда сена в сутки. То есть на двести верст пути воловья упряжка съедает тридцать пудов корма. А грузоподъёмность упряжки по тогдашнему крымскому бездорожью — как раз тридцать пудов.

Немудрено, что осаждённый гарнизон Севастополя испытывал страшный дефицит пушечных ядер. Пришлось налаживать сбор вражеских снарядов. А враг постоянно обстреливал наших разрывными двухпудовыми бомбами-«жеребцами». Ведь ему и порох, и снаряды, и провиант подвозили морем регулярно. И получалось так: Крым из-за транспортной отсталости страны оказался для России дальше, чем тот же Крым — для Франции или Англии.