Воры в доме

Сын академика Неслюдова. Сын академика Неслюдова. Это имя преследовало его всю жизнь: в школе, в университете, а может быть, еще и в детском саду. Когда-то, на первом курсе университета, он очень слабо ответил на экзамене по античной литературе, и ему все-таки поставили четверку. "Еще бы, сын академика Неслюдова", - сказал кто-то из товарищей. Он был готов тогда переменить фамилию. Он никогда не пользовался машиной отца. Никогда не брал у него денег. Никто не одевался так плохо и бедно на их курсе, как он. Вот и сейчас он аспирант, без пяти минут кандидат наук, а старенький синий шевиотовый костюм на нем лоснится, а руки далеко выглядывают из рукавов. И снова ему предстоит жить здесь в роли "сына".

- Сын Владимира Никитича Неслюдова - Владимир Владимирович, представил Володю Николай Иванович своей жене.

- Анна Тимофеевна, - назвала она себя.

Затем он познакомился с дочками - Татьяной и Ольгой, подумав при этом, что здесь, как и во многих других русских семьях, не обошлось без "Евгения Онегина", и с внучкой Машенькой - маленькой девчушкой со смешливым и, как показалось Володе, даже чересчур ироническим выражением лица.

Руки ему не предложили помыть, а сам он почему-то постеснялся попросить об этом, и сел за стол с немытыми руками и принялся за чай и бутерброды.

Николай Иванович развернул письмо и заглянул в него.

- Владимир Никитич, - сказал он, - пишет, что вы владеете персидским языком.

- Да, - ответил Володя.

- Хорошо?

- Не очень хорошо, конечно. Но читаю и говорю, да и написать могу.

- А с таджиком объясниться вы сможете? - Николай Иванович перешел на таджикский язык.

- Смогу, - ответил Володя по-таджикски. - Со мной на курсе учились таджики, и в общем они меня понимали.

- А как у вас с турецким? - спросил Николай Иванович, снова заглядывая в письмо.

- Читаю. Говорю плохо. Да и читаю со словарем.

- А с арабским?

- Арабский знаю.

- Говорите свободно?

- В общем свободно.

- Очень хорошо, - заключил Николай Иванович с такой гордостью за Володю, словно это он научил его всем этим языкам. - А какие это "несколько европейских языков"?

- Английский, немецкий, французский. Немного итальянский и испанский. Латынь. - Володя искоса посмотрел на синеглазую, редкостно красивую Ольгу, которая сидела против него, и снова опустил глаза на бутерброды.

- Что ж, это весьма основательная подготовка, - решил Николай Иванович. - Весьма основательная. Ну, а судя по тому, что пишет Владимир Никитич, вы хорошо знакомы и с особенностями жизни Хорасана и вообще Востока в средние века... Но сознаюсь, никогда бы не подумал, что такой убежденный естественник, как академик Неслюдов, вручит своего сына госпоже Клио - грустной и переменчивой музе истории.

Володя вздрогнул и беспокойно оглянулся. Где-то на улице раздался продолжительный и странный крик - громкий, натужный, мучительный. Он быстро обвел взглядом присутствующих. Николай Иванович как ни в чем не бывало маленькими глотками пил чай из высокого стакана в серебряном подстаканнике, Анна Тимофеевна положила прозрачное абрикосовое варенье в стеклянное блюдце.

- Что это? - спросил Володя.

- О чем вы? - не понял Николай Иванович.

- Вот этот крик.

Он увидел, как потупилась Таня, как широко открыла глаза Машенька, как с ложки, которую держала Анна Тимофеевна, варенье закапало на скатерть.

- А, это осел, - спокойно сказал Николай Иванович. - Химар по-арабски.

Машенька фыркнула.

- Маша, - предостерегающе сказала Анна Тимофеевна. - Ты уже поужинала? Можешь встать из-за стола.

Маша еще раз посмотрела с удивлением и насмешкой на огромного, толстого и, несмотря на это, похожего на школьника человека в круглых очках на большом круглом лице, который не знал, как кричит ишак, и ел так много бутербродов, сказала "спасибо" и отправилась на веранду.

Поздно вечером, осторожно устраиваясь на легкой койке, сразу подавшейся под его стокилограммовым телом, Володя перебирал в памяти впечатления этого первого дня в чужом доме.

"В общем все устроилось не так уж плохо", - думал он, разглядывая висевшие на стене огромные рога горного барана - архара. Вот если бы только Николай Иванович не предоставил ему свой кабинет - угловую комнату, отличавшуюся обилием полок, заполненных книгами, непонятными приборами из стекла и металла, ящиками со стеклянными крышками, за которыми виднелись наколотые на булавки бабочки и жуки, столов, уставленных такими же, как на полках, приборами, и почти полным отсутствием мебели, на которой можно было бы сидеть, - только два простых жестких стула. Для Володи поставили раскладную койку из алюминиевых трубок и очистили один из этих столов - на нем остался только микроскоп с двумя окулярами. Очень неловко все-таки, что он лишил старого профессора его кабинета. Но с другой стороны, хорошо, что Николай Иванович, который так ему понравился своим интересом к восточной литературе и знанием персидского, всегда будет рядом, что можно будет с ним посоветоваться.