Восемь

— Но математика и есть музыка, — ответил Бах. — Как справедливо и обратное. Одни говорят, что слово «музыка» происходит от греческого «musa», другие — что от греческого же «muta», что означает «уста оракула», но это совершенно не важно. Точно так же вы можете считать, что «математика» происходит от «mathenein», то есть «учение», или же от «matrix», что означает «чрево матери всего сущего», но и это не имеет значения…

— Вы изучали происхождение слов? — спросил Эйлер.

— Сила слова способна созидать или уничтожать, — ответил Бах. — Великий архитектор, который создал нас, создал и слово. В Евангелии от Иоанна сказано, что первым было слово.

— Как вы сказали? Великий архитектор? — спросил Эйлер, немного побледнев.

— Я называю Бога великим архитектором, потому что первым, что Он создал, был звук, — ответил Бах. — «В начале было слово…» Помните? Кто знает? Возможно, это было не только слово. Возможно, это была музыка. Быть может, Господь пел бесконечный канон собственного сочинения и посредством этого создал Вселенную.

Эйлер побледнел еще больше. Ослепший на один глаз вследствие долгих наблюдений за Солнцем, он уставился на схему прохода коня единственным уцелевшим оком. Водя пальцем по линиям, соединяющим маленькие цифры на шахматном поле, математик на несколько минут погрузился в размышления. Затем он нарушил молчание.

КЭТРИН НЭВИЛЛ

— Откуда вы почерпнули подобные мысли? — спросил он мудрого композитора. — То, что вы описали, — темная и опасная тайна, ее знают лишь посвященные.

— Я сам себя посвятил в эти тайны, — спокойно ответил Бах. — Да, я знаю, что существуют некие общества, члены которых всю жизнь пытаются постичь секреты Вселенной, но я к ним не принадлежу. Я ищу истину своим умом.

Сказав это, он снял схему Эйлера с пюпитра. Затем написал сверху два слова: «Quarendo inventietis» — «Ищите и обрящете» — и отдал формулу мне.

— Я не понимаю…— растерянно пробормотал я.

— Господин Филидор, — сказал Бах, — вы являетесь шахматистом, как и доктор Эйлер, и композитором, как я. Вы обладаете обоими этими ценными талантами.

— В каком смысле ценными? — вежливо спросил я и улыбнулся ему. Должен признаться, ни один из них не кажется мне ценным с финансовой точки зрения.

— Хотя порой об этом и забываешь, — сказал Бах со сдавленным смешком, — но во Вселенной действуют силы гораздо более могущественные, чем деньги. К примеру, слышали вы когда-нибудь о шахматах Монглана?

Я повернулся к Эйлеру, который неожиданно громко ахнул.

— Видите, это название знакомо вашему другу доктору, — заметил Бах. — Возможно, я смогу просветить и вас на этот счет.

Совершенно ошарашенный, я слушал, как Бах рассказывает о странных шахматах, некогда принадлежавших Карлу Великому и якобы наделенных загадочным могуществом. Когда композитор закончил свой рассказ, он добавил:

— Причина, по которой я пригласил вас, господа, была в том, чтобы устроить вам проверку. Всю жизнь я изучал свойства, присущие лишь музыке. Мало кто осмеливается отрицать, что она наделена особой силой. Музыка может усмирить дикого зверя или заставить ринуться в бой миролюбивого человека. Если говорить более точно, посредством опытов я нашел секрет этой силы. Видите ли, в музыке содержится лишь ей д одной присущая логика, которая близка к математической, однако все же отличается от нее: музыка не просто воспринимается нашим разумом, она на свой неуловимый лад влияет на наши мысли и меняет их.

— Что вы имеете в виду? — спросил я, уже понимая, что Бах задел какую-то струну в моей душе.

Я не мог сказать точно, что именно во мне откликнулось на его слова. Нечто, о чем я не вспоминал много лет, нечто спрятанное в самом дальнем уголке сердца вновь всколыхнулось во мне лишь накануне вечером, когда я слушал завораживающую мелодию. И когда после играл в шахматы.

— Я хочу сказать, что Вселенная — это великая математическая игра, которая разыгрывается на исполинской доске, — сказал Бах. — А музыка — одна из наиболее чистых форм математики. Любая математическая формула может быть положена на музыку, как я проделал это с формулой Эйлера.

Он пристально посмотрел в глаза математику, и тот мгновение спустя кивнул. Я почувствовал себя несведущим посторонним в обществе двух адептов тайного знания.

— Музыка тоже может быть трансформирована в математические формулы, — продолжал Бах. — И результаты, должен вам сказать, выходят удивительные. Архитектор, построивший Вселенную, несомненно, использовал музыку подобным образом. Она обладает силой создавать вселенные и уничтожать цивилизации. Если вы мне не верите, перечитайте Библию.

Какое-то время Эйлер молчал.

— Да, — сказал он наконец. — В Библии упоминаются и другие архитекторы, чьи истории могут о многом поведать, не так ли?

— Друг мой,—сказал Бах, повернувшись ко мне с улыбкой, — как я уже говорил, ищите и обрящете. Тот, кто понимает строение музыки, поймет и силу шахмат Монглана. Ибо они есть одно.