Восемь бусин на тонкой ниточке

– Разве Марк утопился? Нет-нет, его убили! И душа его молит об отмщении. Разве вы не слышите? Послушайте!

Так велико было воздействие ее голоса, что на несколько мгновений все прислушались. Даже Маша, прекрасно понимавшая, что Марфа вновь разыгрывает спектакль. Словно старуха одной фразой навела колдовской морок на всех.

И вдруг Гена вскочил, хлопнул ладонью по столу, и морок спал.

– Хватит, – процедил Коровкин сквозь зубы, глядя на Марфу. – Вы сходите с ума! Да-да, не смотрите на меня так! Марк утопился, покончил с собой, понимаете?! А вы твердите, что его убили! В первый раз я думал, что вы оговорились, но теперь вижу, что это все всерьез. Делите ваши деньги дальше, а я уезжаю. Иначе можно и самому стать психом!

Он швырнул на стол салфетку и быстро вышел из столовой.

Лена виновато посмотрела на Марфу и побежала за ним.

– Господи… – пробормотал ошеломленный Иннокентий. – Что это с Коровкиным? Никогда его таким не видел…

– Расстроился из-за жабы! – хохотнул Борис.

Но Маша видела, что ему тоже не по себе. Как и всем им. От тихого незаметного Коровкина никто не ожидал восстания.

Как же теперь будут выкручиваться Матвей с Марфой? Отъезд двоих подозреваемых превращает их замысел в пустую трату времени. Поступок Гены не доказывает ни его вины, ни невиновности: он мог искренне возмущаться, но мог и воспользоваться подходящим поводом, чтобы сбежать.

Судя по хмурому лицу Матвея, он думал именно об этом. Зато Марфа единственная из всех присутствующих выглядела абсолютно безмятежной.

– Как же так… – огорченно сказала Нюта. – Марфа Степановна, неужели Гена с Леной так и уедут?

– Уедут, милая, уедут, – ласково подтвердила Олейникова. – А потом вернутся. Как уедут, так и вернутся.

– Э-э, нет, – усмехнулся Борис. – Не такой Генка человек, чтобы возвращаться. Если уж его довели, на попятный он не пойдет.

Впервые Маша была полностью согласна с Ярошкевичем.

Коровкины собрались так быстро, что не успела семья закончить завтрак, как снаружи затявкала собака.

– Машина уезжает, – определил Борис. – И не попрощались…

Марфа встала и подошла к окну. Дождь закончился, но чернильное небо висело почти над дорогой.

– Рано им прощаться, – загадочно сказала она. – Скоро увидимся.

Все с сомнением посмотрели на старуху. Во время своей короткой речи Геннадий выглядел как человек, ноги которого больше не будет в этом доме. Как же они увидятся?

Но Марфа оказалась права. Не прошло и получаса, как во дворе возникла широкая фигура в плаще-дождевике. Лена Коровкина выглядела грязной и измученной.

– Боюсь, нам нужна помощь, – виновато сказала она. – Мы застряли.

На выручку отправились все, кроме Марфы. Нюта тоже хотела остаться, но Иннокентий потащил ее с собой, приговаривая, что дыхание полей после дождя полезно и для плода, и для будущей матери. Будущая мать с видимой неохотой согласилась.

Выйдя за ограду, Маша сразу поняла, почему Марфа была так уверена в скором возвращении Коровкиных.

Проселочную дорогу развезло так, словно дождь лил две недели. Ямы залило водой, обочины пузырились грязью. Коричневая жижа безрадостно хлюпала под сапогами.

Бедный Коровкин на своем «опеле» не смог доехать даже до леса. Машина застряла в коварной луже, разлившейся посреди дороги. Глянцевая жижа облепила машину со всех сторон. Забрызганной оказалась даже крыша.

Сам же Коровкин представлял собой трагикомическое зрелище. Видно было, что он вел неравный бой с лужей, но потерпел сокрушительное поражение. Маленький Гена был покрыт ровным шоколадным слоем и походил на фигурку на торте.

Машину пришлось выталкивать Борису с Матвеем. Ева, сморщив носик, вернулась обратно. А Иннокентий с Нютой тем временем добрели до леса и, вернувшись, сообщили, что проехать по дороге нельзя. То есть можно, но лишь на вездеходе.

– Почвы глинистые, все размыло, – выдохнул Матвей, толкая «опель». – Теперь отсюда только пешком можно уйти. Или на автобусе из деревни. Но до той деревни еще надо добраться…

– И когда все это высохнет? – заинтересовалась Маша.

– Если дождя ночью не будет, то завтра. А если будет…

Они с Борисом дружно толкнули раскачавшуюся машину, Гена сдал назад, и «опель», разбрызгивая грязь из-под колес, выбрался из лужи на относительно сухое место.

– А если будет, то сидеть нам здесь до осени, – закончил Матвей и вытер пот со лба.

Возвращение Коровкиных нельзя было назвать триумфальным. Даже Тявка, увидев заезжающую на двор машину, лениво приподняла голову и уронила на лапы. Она лежала в конуре, свернувшись клубком, и время от времени поскуливала, жалуясь на погоду.

Марфа вышла на крыльцо, лучась доброжелательством.

– Куда же вы в такую погоду, голубчики мои? – мягко укорила она. – Рассердились, укатили… И нашли на кого обижаться – на старуху восьмидесятилетнюю! Да я пять минут назад ляпнула, а сию секунду уже забыла, о чем говорила. Прости, милый мой, не хотела тебя рассердить.

Геннадий устыдился.

Старуха ободряюще похлопала его по плечу и повела их с Леной в дом.