Восемь голубых дорожек

А сядет солнце, и все покрывает тонкий хрусткий ледок. По ночам заморозки. Не морозы, а так себе — легкие весенние заморозки. Но чуть глянет солнце и весь ледок распустит сразу, будто его и не бывало.

Дни становятся длиннее и длиннее. По утрам, когда Марина отправляется в школу, солнце стоит уже высоко.

И до лета осталось немного. Месяц да еще полмесяца — и будет конец учебного года. А там гуляй себе напропалую! Хоть по целым дням носись по двору и прыгай через веревочку!

Сегодня по дороге из бассейна домой Маринка и сама расчирикалась, будто воробей. Идет трещит без умолку. Трещит не переставая. И все о бассейне. И только про бассейн.

«Зоя Ивановна сказала!.. Зоя Ивановна велела!.. Зоя Ивановна посоветовала нам… Зоя Ивановна этого не разрешает» Зоя Ивановна… Зоя Ивановна… Опять Зоя Ивановна…

Дедушке и словечка вставить невозможно. Ему остается только слушать, улыбаться и молча кивать головой.

Но все-таки, когда Маринка на секунду приумолкла, дедушка ее спросил:

— Ты мне толком скажи: значит, и тебя Зоя Ивановна решила выпустить на соревнование?

— Да, дедушка, она решила!

Голос у Маринки ликующий.

— Не побоишься?

— Да что ты, дедушка! Ведь это простые учебные соревнования! Курсовки называются. Они у нас бывают каждый месяц!

Пока они шли из бассейна, пока дошли до своего подъезда и поднялись на шестой этаж, дедушка уже все узнал про предстоящее соревнование, про «курсовку», к которой будет допущена вся Маринкина группа.

Но ведь это дедушка все знает. А бабушка?

И, придя домой, Маринка начинает сначала. Хоть это будет лишь обычная курсовка, но на курсовке все бывает по-настоящему, как на большом соревновании. Каждому отведут водную дорожку. Каждому совершенно отдельную. Никто тебе не станет мешать! И у нее, Маринки, тоже будет своя дорожка, своя стартовая тумбочка. И судьи будут засекать время по секундомеру. А как же? И будет стартовый пистолет…

— Что-что? — настораживается бабушка. — Какой еще пистолет? Стрелять будут?

— Да стартовый же, бабушка! — объясняет Маринка. — Ты не бойся. Никого не убьют. Из него только — бах! — и уж тогда не зевай, вмиг прыгай в воду и плыви…

Бабушка успокаивается:

— Уж чего не знала, того не знала! Первый раз слышу про такие пистолеты.

Да, теперь есть уже такие вещи, которые бабушка не знает, и Маринке приходится ей объяснять.

— А если я хорошо проплыву дистанцию, — продолжает Маринка, — то получу значок «Умею плавать».

Сказав это, Маринка выжидательно смотрит на бабушку: а что такое дистанция (тоже ведь трудное слово!), бабушка знает?

Наверно, все-таки знает, потому что спрашивает правильно:

— Какую же дистанцию тебе надо будет проплыть?

— Какую?

Маринка небрежно пожимает плечами:

— Так себе дистанция… Кролем пятьдесят метров. Ничего особенного.

Ничего особенного? А у самой глаза блестят. А сама напыжилась от гордости. А сама ждет не дождется маму и папу, чтобы начать рассказывать все по порядку, с самого начала!

Ну и Маринка! Ну и чудеса! Ведь совсем недавно, несколько месяцев назад, она понятия не имела, что это за слово «кроль». А сейчас сама собирается плыть этим самым кролем. И ничего особенного ей — пятьдесят метров.

Вдруг бабушка, пристально поглядев на внучку, улыбнулась.

— Веснушек-то, веснушек у ней… Весь нос в конопаточках! Да где ты их столько набрала, Мариночка?..

Где? Не мудрено набрать, когда весна пришла. А где весна, там и веснушки!

Антон собирается уезжать, а Галя встречает Тусю

Они сидели вдвоем на балконе, Антон и Маринка. Отсюда, с шестого этажа, им хорошо был виден и слышен Ленинградский проспект. Оттуда доносилось много разных звуков: и шелест автомобильных шин по асфальту, и вдруг лязг тормоза, и неясный гул человеческих голосов, и редкие звонки трамваев.

Уже стояла жаркая весна. Май близился к концу. Всюду продавали пучки ландышей и душистые ветки сирени — белой, темно-лиловой, розоватой. Ландыши были прохладными и пахли свежестью леса. А от букетов сирени в комнатах стоял весенний сладкий аромат.

Пройдет еще несколько дней, и в школе кончится учебный год. И в спортивной школе бассейна тоже скоро будет перерыв в занятиях — до осени.

Вместе с Антоном и Маринкой на балконе сидел и старый плюшевый медведь. Он примостился у Марины на коленях, доверчиво прижав к ее плечу свою разлохмаченную и потертую, но очень умную плюшевую морду.

Антон, покосившись на медведя, спросил:

— Всё-таки играешь в игрушки?

Маринка запротестовала:

— Что ты! Почти все свои игрушки я отнесла в мой прежний детский сад. Как начала учиться в школе, так взяла и отнесла.

— А он?

Антон кивнул на медведя.

— Он? Он — да это же другое дело! Ну разве он игрушка? Он… — Маринка запнулась, подыскивая, как бы ей Антону сказать, и, не найдя подходящего слова, протянула своего мишку.

— Нет, ты послушай только. Он умеет даже разговаривать.

Она опрокинула медведя на спину и тотчас подняла его. Мишка заурчал веселым добродушным баском. Черные бусинки его глаз лукаво посмотрели на Антона: «С чего это ты взял, что я игрушечный?»