Восемь мечей

– А?.. Упаси господь, нет! Послушайте. Я, кажется, упомянул, что мэплхэмский епископ всерьез занимался криминологией, хотя лично я не пересекался с ним на этом поприще. Наверное, книгу об этом написал. Как бы то ни было, он поклясться был готов, что видел кого-то у гераниевых клумб. Говорит, человек спускался по холму, направляясь в сторону гостевого дома, в котором живет один старикашка по имени Деппинг, чудак, но работящий такой…

– Какой еще человек?

– Ну, этот самый жулик. Не то чтобы его имя где-то всплывало, но епископ говорит, это отпетый бандит. Так вот, епископ, которого разбудил шум, скорее всего грохот, в проклятой комнате, подошел к окну, а там этот во дворе. Повернул голову, а епископ его в лунном свете и разглядел. Епископ вылез в окно на крышу…

– Это еще зачем?

– Не знаю, – отрезал Беллчестер. – В общем, вылез он. Жулик сбежал. А епископ теперь убежден, что опасный преступник шатается в окрестностях Гранжа и только и ждет подходящего случая, чтобы что-нибудь натворить. Трудный он человек, Хэдли. Настоял, чтобы Стендиш позвонил мне и наши во всем этом разобрались. С другой стороны, Стендиш практически уверен, что епископ тронулся умом. Взять хотя бы то, что он набросился на одну из горничных.

– Что! – воскликнул Хэдли.

– А вот. Стендиш сам это видел, и дворецкий тоже, и сын Стендиша.

Беллчестер, кажется, наслаждался, рассказом. Он был из тех, кто получал удовольствие от болтовни по телефону. А Хэдли не был. Он предпочитал общаться лично, и долгие телефонные разговоры выводили его из себя. Однако помощник комиссара и не думал отпускать его.

– Дело было так, – продолжил тот. – Кажется, у этого ученого старикашки Деппинга, того, который живет в гостевом доме, есть дочка или племянница, ну, в общем, кто-то, и живет она во Франции. А у Стендиша сын. В итоге – потенциальная женитьба. Младший Стендиш только вернулся из Парижа, где они с той девушкой решили пожениться. Он в библиотеке отца и огорошил, просил благословения и еще там всякого. Такую идиллию живописал: мэплхэмский епископ у алтаря соединит их священными узами брака, а еще апельсиновые деревья будут цвести, и это, и то – как вдруг по холлу пронесся дикий вопль. Они помчались туда. А там епископ, в цилиндре и гетрах, через стол схватил горничную и держит.

Хэдли протестующе буркнул. Он был порядочным человеком, да и к тому же вдруг кто-нибудь подслушает.

– Все не так плохо, – уверил его Беллчестер. – Хотя и очень запутанно. Кажется, он оттаскал ту девицу за волосы, угрожая самыми неепископскими словами. Стендиш мне так сказал; и при этом явно был взволнован. Думаю, епископ решил, что бедняжка носила парик. Как бы то ни было, он заставил Стендиша пообещать позвонить мне и организовать ему беседу с кем-нибудь из наших.

– И он направляется сюда, сэр?

– Да. Окажите мне услугу, Хэдли, встретьтесь с ним. Возможно, это слегка успокоит его преосвященство. И Стендишу угодим, и на хорошем счету у духовенства быть никогда не повредит. К слову, вы знали, что Стендиш – один из компаньонов-вкладчиков в издательстве, которое публикует ваши мемуары?

Хэдли задумчиво постучал по мундштуку.

– Хм… – буркнул он. – Нет. Не знал. Я встречался только с Берком. Что ж…

– Здорово! – обрадовался Беллчестер. – Тогда познакомьтесь с ним. Удачи.

Он повесил трубку. Хэдли нахмурился и сложил руки на груди. «Полтергейст!» – пробормотал он несколько раз и пустился в мрачные размышления о том, какие же тяжкие времена настали для столичной полиции, раз теперь старшему инспектору уголовного розыска приходится выслушивать бредни о похождениях всяких чокнутых епископов, которые катаются по перилам, как на горке, набрасываются на служанок и швыряются чернильницами в викариев.

Постепенно к нему стало возвращаться чувство юмора. Под седыми подстриженными усами губы тронула улыбка, и Хэдли, насвистывая, принялся разбирать утреннюю почту. В меру сентиментальности, оставшейся после тридцати пяти лет службы в полиции, он погрузился в воспоминания обо всем вздоре, который только повидала эта голая комнатка с мрачными коричневыми стенами и окнами, выходящими на респектабельную набережную. Каждое утро он безмятежно брился, целовал жену и, пока поезд вез его до вокзала Виктория, обеспокоенно просматривал газету (где всякий раз писали об угрозах то со стороны погоды, то со стороны Германии), а потом приступал к своим обязанностям – расследованию убийств и поиску пропавших собачек. И всю дорогу его сопровождало такое мерное гудение бесперебойно работающего механизма. А еще…

В дверь постучали, и он ответил:

– Войдите.

Явно взволнованный, констебль откашлялся.

– Там джентльмен, сэр, – отчеканил он. – Там джентльмен. – И положил визитную карточку на стол Хэдли.

– Хм… – сказал старший инспектор, читая рапорт. – Что ему нужно?

– Вам стоит самому с ним поговорить, сэр.

Хэдли взглянул на карточку, где значилось: Доктор Сигизмунд фон Хорнсвоггле, Вена.