Восемнадцать дней

— Лезь в телегу, ну-у-у, чего вытаращил зенки?!

Я побежал и залез в телегу. Сел и он. Мы поехали на пашню. Добравшись до поля, мы сняли с телеги плуг и впрягли в него лошадей.

— Погоняй!

Я со злобой хлестнул лошадей.

— Гони быстрее!

Я опять хлестнул лошадей. Я их колотил изо всей мочи, и мне казалось, что это я его бью по лицу. Я вспоминал, как он ударил Медену, и опять стегал лошадей до крови.

— К вечеру надо кончить! А ну, крути колеса живее, в Христа, в бога!..

Я что было силы со злостью хлестал лошадей, и мне казалось, что я бью его, Фонту.

— До вечера надо кончить!

В обед, после того как поели и мы и лошади, Фонту верхом погнал лошадей на водопой. Я остался в телеге и все думал о Медене. Думал о ней и видел, как он бил ее кулаком. И тут меня осенила мысль…

Я достал французский ключ и начал отвинчивать болты плуга. Отвинтил почти все, но не полностью, а так, что они чуть держались. Должны были вывалиться и затеряться в борозде.

Пока я отвинчивал, я все время думал о Медене, а когда закончил, отбежал подальше и забросил ключ в бурьян. Затем вернулся, сел около плуга и стал ждать Фонту. Скоро он приехал, и мы снова стали пахать.

— Гони шибче! До вечера надо кончить!

Я хлестал лошадей и с замиранием сердца ждал, когда наконец Фонту заорет. Борозда ложилась за бороздой, увеличивая вспаханный клин. Лошади шли почти рысью, как вдруг я услышал его вопль и ругань.

Болты вывалились. Меня так и подмывало от радости. Остановил лошадей. Ругаясь, он пошел к телеге за французским ключом. Я радостно приплясывал около лошадей, видя, как он все переворачивает вверх дном в телеге.

Не найдя ничего, он стал орать на меня. Я не мог удержаться от смеха, и он в дикой ярости кинулся бегом ко мне. Я бросил лошадей и пустился наутек, прямиком через поле в село. «Вот я расскажу Медене, — думал я. — Расскажу ей, пусть она обрадуется. Она рассмеется, даст мне яблок».

Я примчался к ним домой.

— Медена-а-а! — закричал я, вбегая во двор. — Медена… — начал я, с трудом переводя дух.

Она стояла на пороге и ела яблоко.

— Медена, ты… знаешь, за то, что он тебя побил, знаешь, я развинтил болты на плуге… Они затерялись в борозде… А он страшно разозлился! Вот так! А французский ключ я забросил… Не найдет его нипочем… — выпалил я, задыхаясь.

Я неотрывно смотрел на нее и ждал, что она обрадуется. Ждал яблок, улыбку.

Но она молчала. И, пока я говорил, лицо ее мрачнело, становилось каменным, покраснело от злости. Лоб прорезала складка.

Я отвел глаза от ее чужого лица, и мой взгляд остановился на яблоке.

Увидев, как я смотрю на яблоко, она быстро поднесла его ко рту и стала торопливо и часто грызть, как мышь.

Потом повернулась и ушла в холодный сумрак дома с толстыми каменными стенами.

Перевод с румынского Ю. Воронцова.

Ал. СИМИОН