Восемнадцать с плюсом

Пара зараженных. О деталях судить трудно, освещенности не хватает, но, похоже, не из серьезных. Бегуны, уровнем не выше десятого. Уж точно не лотерейщики, тех выдают характерные угловатые силуэты даже в ночной тьме. Фигуры у тех уже не вполне человеческие, но в стадии чернового формирования, тяп-ляп слепленные, старое легко угадывается.

Непохоже, что по своим рутинным делам направляются, но и не сказать, что сильно нервничают. Передвигаются чуть ли не трусцой, то есть не слишком торопятся. Углядели во мгле движение, что это такое, не поняли, захотели выяснить.

Связываться с ними не хочется, но, похоже, выбора не осталось, потому что, добравшись до затора, оба синхронно развернулись, уверенно припустив по следу Читера. Проклятье, слишком быстро появились, запах человека в неподвижном и чистом ночном воздухе некоторое время висит на месте, выдавая путь. Скорее всего, в этом все дело, ведь кроссовки тщательно выстираны и вымочены в настойке, изготовленной из водки и специй. Такие ароматы у зараженных не должны ассоциироваться с пищей.

У тварей чертовски тонкий нюх, свежий след даже не слишком развитые способны засечь с ходу.

Вздохнув, Читер начал озираться, планируя намечающуюся схватку. Видимость внутри гораздо хуже, чем снаружи, но кое-как сумел отступить шагов на пятнадцать вглубь, чтобы не встречать тварей на пороге, откуда шум может разнестись далеко по окрестностям.

Захрустело стекло. Похоже, на ногах у зараженных уцелела обувь. Это прекрасно — лишнее свидетельство их невысоких уровней.

Подняв лук, Читер наложил стрелу на тетиву. Наконечник отстойный, сплющенный жестяной конус, но испытательным выстрелом, сделанным в квартире, получилось насквозь пробить пластиковое ведро. Оружие только на вид неказистое, в работе оно тугое, немалую силу приходится прилагать, чтобы натянуть.

Зараженные, забравшись внутрь, остановились. Их силуэты прекрасно просматривались на фоне пустого оконного проема. Вон как головами туда-сюда водят, явно принюхиваются. Читер возле окна, определяясь на местности, несколько шагов в разные стороны сделал, похоже, это сбило их с толку, не понимают, куда дальше направляться.

Вот и прекрасно, тем легче целиться.

Сжав губы в ожидании неминуемой вспышки боли в подреберье, рывком взвел лук, тут же отпустив тетиву. Ближайший мертвяк издал звук, напоминающий тот, при котором воздух выходит из пробитого мяча, если с силой надавить на него ногой. Упал со звоном на все то же стекло — стрела пронзила ему шею.

А Читер чуть не выматерился в голос. От физического усилия бок свело одновременно и болью и судорогой, заставило согнуться буковой «Г», а разогнуться не получалось.

Будто спину заклинило.

Выронив ставший бесполезным лук, выхватил из самодельной кобуры пневматический пистолет, не тратя времени на прицеливание, дважды выстрелил в стремительно надвигающуюся урчащую фигуру.

Пистолет послушно хлопнул, давление вырывающегося углекислого газа разогнало пульки по короткому стволу, отправив в цель. Промаха быть не могло, но никаких последствий для мертвяка не последовало, он так и продолжал мчаться на Читера.

Тот схватился было за топорик, пытаясь выхватить его в такой неудобной позе, но не успел: зараженный, не переставая урчать, налетел, сбил с ног, обрушился сверху, подминая с такой силой, что кости захрустели и позвоночник наконец распрямился.

Выпрямился он, увы, с новой вспышкой боли, но она, можно сказать, стала очищающей, ударив по мозгам отрезвляющей волной. Читер успел сунуть в зловонный рот предплечье, добротно обмотанное многими слоями прочной ткани, и пока мертвяк пытался разжевать добычу, в дело вступил нож.

Первый удар получился смазанным. Слишком неудобно сцепились противники, из такого положения не удалось поразить затылок, лишь взрезалась кожа от виска и дальше назад. Мертвяка это заставило отвлечься от грызни невкусных тряпок, он чуть подался вперед, занося оскаленную пасть над лицом Читера.

Тому ничего не оставалось, как вбить нож в эту самую пасть с такой силой, что тот, уйдя вглубь по рукоять, жалобно звякнул — сломался клинок.

Мертвяк захрипел, задергался, позволив Читеру сбросить его с себя. А там, приподнявшись на колено, выхватил наконец топор, врезал раз, другой, третий, жестоко изуродовав голову.

Лишнее, конечно, но злоба накопилась, да и есть за что. Болели и бок под ребрами, и спина от копчика до шеи, и побывавшая в тисках бульдожьих челюстей рука.

Вот же гадство. А ведь Март, возможно, прав на все сто. Надо было еще пару дней поваляться в том доме. Но Читеру не понравилось то, что там слишком часто начали показываться зараженные. То в одну сторону пройдут, то в другую пробегут. Место становилось слишком популярным, следовательно — опасным.

Спешка — плохо. За спешку полагается наказание — боль. Сходиться в рукопашную, когда у тебя не хватает пары ребер и части кишечника, — это не самое приятное занятие.