Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта

Другая «наполеоновская идея» – это господство попов как орудия правительства. Но если только что возникшая парцелла, будучи в гармонии с обществом, находясь в зависимости от сил природы и подчиняясь власти – своей верховной охране, естественно, была религиозна, то кругом задолжавшая, порвавшая с обществом и властью, принужденная выходить за пределы собственной ограниченности парцелла, естественно, становится антирелигиозной. Небо было недурной придачей к только что приобретенному клочку земли, тем более что оно делает погоду; но небо становится надругательством, лишь только его навязывают взамен парцеллы. Тогда поп уже превращается в миропомазанную ищейку земной полиции – тоже «наполеоновская идея». Экспедиция против Рима в следующий раз будет предпринята в самой Франции, только в направлении, противоположном тому, что думает г-н Монталамбер.

Наконец, кульминационный пункт «наполеоновской идеи» – это преобладающее значение армии. Армия была point d’honneur парцелльных крестьян: она из них делала героев, которые защищали от внешних врагов новую собственность, возвеличивали только что приобретенное ими национальное единство, грабили и революционизировали мир. Военный мундир был их собственным парадным костюмом, война – их поэзией, увеличенная и округленная в воображении парцелла – отечеством, а патриотизм – идеальной формой чувства собственности. Но враги, от которых французскому крестьянину приходится теперь защищать свою собственность, – это не казаки, а судебные приставы и сборщики податей. Парцелла уже не лежит в так называемом отечестве, а заложена в ипотечной книге. Сама армия уже не цвет крестьянской молодежи, а болотный цветок крестьянского люмпен-пролетариата. Она большей частью состоит из подставных рекрутов, из заместителей, подобно тому как второй Бонапарт сам – лишь подставное лицо, заместитель Наполеона. Геройские подвиги она совершает теперь во время облав на крестьян, при исполнении жандармских обязанностей; и если внутренние противоречия системы шефа «Общества 10 декабря» погонят его за пределы Франции, армия после нескольких бандитских проделок пожнет не лавры, а тумаки.

Итак, мы видим: все «наполеоновские идеи» – это идеи неразвитой, юношески бодрой парцеллы; для отжившей парцеллы они – бессмыслица, не более как галлюцинации ее предсмертной агонии, слова, ставшие фразами, духи, ставшие призраками. Но пародия на империю была необходима для того, чтобы освободить массу французской нации от ига традиции и выявить в чистом виде противоположность между государственной властью и обществом. Вместе с растущей деградацией парцелльной собственности рушится покоящееся на ней государственное здание. Государственная централизация, в которой нуждается современное общество, может возникнуть лишь на развалинах военно-бюрократической правительственной машины, выкованной в борьбе с феодализмом.

В положении французских крестьян лежит разгадка общих выборов 20 и 21 декабря, возведших второго Бонапарта на гору Синай не для того, чтобы получать, а для того, чтобы издавать законы.

У буржуазии теперь явно не было другого выбора, как голосовать за Бонапарта. Когда поборники строгости нравов на Констанцском соборе жаловались на порочную жизнь пап и вопили о необходимости реформы нравов, кардинал Пьер д’Айи прогремел им в ответ: «Только сам черт может еще спасти католическую церковь, а вы требуете ангелов!» Так и французская буржуазия кричала после государственного переворота. Только шеф «Общества 10 декабря» может еще спасти буржуазное общество! Только воровство может еще спасти собственность, клятвопреступление – религию, незаконнорожденность – семью, беспорядок – порядок!