Восход Черной луны

— Знают, — с гордостью произнес Арсеньев, — но не в лицо. Биографию им сообщать пока не собираюсь.

Ирина едва не плакала.

— Как же ты их?..

Арсеньев понял, о ком идет речь.

— Они взорвались в воздухе. Не волнуйся, легкая смерть, — успокоил он.

— Но неужели нельзя было надеть маски, изменить внешность? Неужели легче убить пятерых человек, один из которых ребенок?

— Когда вопрос стоит: либо моя жизнь, либо чья-то другая, я выбираю свою, — категорично ответил Арсеньев. — Маски, конечно, можно, но самолет должен был улететь подальше от того места, где я спрыгнул с парашютом. Иначе нас уже давно нашли бы. Связь я отрубил, сообщить пилот уже ничего не мог. Если бы я дал ему возможность посадить машину, стало б известно, в каком месте я выпрыгнул. А так я спокойно доберусь до нужной точки и отсижусь денька три, а потом… Меня никто не знает. Я просто турист. Брожу по горам. К тому же у России с Грузией не те взаимоотношения, когда сообща ловят преступников. Они больше заняты борьбой за Абхазию.

— Зачем же ты прихватил меня?

— Вдвоем веселее, — нагло ухмыльнулся Арсеньев. — Места пустынные, раз влечений никаких, а тут такая конфетка. Я мужчина темпераментный. Цыган не кличка, а национальность. В моих жилах действительно течет цыганская кровь. Так что такая роскошная спутница очень кстати. Судьба меня балует.

Ирина с презрением взглянула на него, но промолчала. Она поворошила палкой костер, вспомнив — слова лагерной песенки: «Ах, картошка, объеденье-енье-енье, пионеров идеал-ал-ал, тот не знает наслажденья-енья-енья-енья, кто картошки не едал-ал-ал».

«Поесть бы, — с унынием подумала она. — От голода желудок свело».

Арсеньев насмешливо рассматривал ее долгим пристальным взглядом, а потом, словно разгадав ее мысли, сварливо произнес:

— Сама виновата. Если бы не палила попусту, не пришлось бы так долго топать. Сейчас уже были бы сыты и спали б в мягких постелях. И Борька был бы жив, — в голосе его прозвучала неподдельная тоска.

— Зато теперь тебе денег больше достанется, — ядовито заметила Ирина. — Что-то не слишком заметны твои переживания из-за гибели друга.

— Дура, что ты понимаешь, — брезгливо сплюнул Арсеньев и поднялся с земли. — И вообще, не слишком-то хвост поднимай. Я не столь безобиден, как кажусь на первый взгляд.

— Ты и на первый взгляд чуть хуже черта… — рискнула высказаться Ирина, но Арсеньев уже не слушал ее, быстро удаляясь в заросли.

Он натаскал веток, сверху забросал их травой и сообщил:

— Спать будем вместе.

Заметив на лице Ирины протест, примирительным тоном пояснил:

— Ночи еще холодные, да и медведи здесь бродят. Не бойся, приставать не стану.

Ирина нерешительно прилегла на импровизированную постель и, положив руки под щеку, мгновенно заснула.

Андрей не лег с ней рядом. Он задумчиво застыл у костра, не замечая бега минут, часов… Лицо его стало печально-отсутствующим.

* * *

Вновь на него надвигалась сухая, потрескавшаяся земля Афганистана, покрытая обломками камней, и вновь, совсем как тогда, много лет назад, ему невыносимо захотелось жить.

Он побледнел, заново переживая свою, казалось, неминуемую гибель, поднял на Ирину наполненные смертельным ужасом глаза и увидел то самое лицо, которое тогда, в тысячах километров отсюда, неведомо как появилось, возникло перед ним из ниоткуда. Появилось и приказало, прокричало свое «нет», заставив смерть отступить, выпустить из костлявых пальцев верную уже добычу.

А потом оно, это лицо, когда смерть вновь и вновь шла на приступ, разозленная и взбешенная неудачей, это лицо охраняло его, не давало опустить руки, сдаться, оно просило не уходить, молило, приказывало жить.

Андрей, не сознавая, что делает, протянул руку и нежно, едва дотрагиваясь кончиками пальцев, провел по этому живому, реальному лицу, удивляясь, что оно существует, что оно не вымысел, не плод его возбужденного опасностью воображения.

Коснувшись ее носа, губ, скользнув по щекам, он словно хотел убедиться, что эта женщина, женщина, о которой он мечтая, которой он бредил и днем и ночью, которую искал, эта женщина наконец рядом.

Она открыла глаза и в первое мгновение попыталась отпрянуть, но, чуть вздрогнув, села и изумленно замерла, с удивлением ощущая прикосновения Андрея. Столкнувшись с его наполненным страданием взглядом, она не смогла запретить ему этого. Да и не было в его прикосновениях ничего обидного. Так глубоко верующие люди касаются ликов святых на потемневших от времени чудотворных иконах.

Андрей опомнился. Отдернул руку и произнес хриплым, до неузнаваемости изменившимся голосом:

— Прости меня, Ира… Что-то я…

Он тяжело, как старик, поднялся и, не оглядываясь, пошел по густой, пунцовой от бликов костра траве. Ирина осталась сидеть. Когда между ними было уже шагов десять, Андрей обернулся и быстро вернулся назад. Подойдя к Ирине вплотную, он тем же хрипловатым от волнения голосом сказал:

— Ты хочешь знать, что я каждый раз видел в последние мгновения перед смертью?

— Хочу, — коротко ответила девушка.