Читаем Восхождение, или Жизнь Шаляпина полностью

— Да видишь, сколько накопилось, обо всем хочется тебе рассказать… Про выставку скажу следующее: она грандиозна, но скука на ней немногим меньшая, чем на выставках в Обществе поощрения художеств. Знаешь этот дом в Петербурге, на набережной Мойки между Синим и Красным мостом?

Архипов утвердительно кивнул. Нестеров весело на него посмотрел.

— Ну так вот. Цены ужасающие… Лучший отдел — Дальнего Севера, оформлял его Костя Коровин по заданию Саввы Великолепного, панно Коровина украшают стены здания, живо и со вкусом подобраны многие детали и подробности северного быта.

— Неужели удалось?

— Его «Северное сияние» просто превосходно. Есть там и картины Серова… Словом, поездка на Мурман им удалась, Савва и на этот раз точно выбрал себе помощников, хотя поначалу я и думал, что они не справятся с таким заданием. Ты же знаешь легкий характер Костеньки, долго сидеть на одном месте не может…

Превосходно оформлен мануфактурный отдел и по богатству своих витрин и экспонатов. То, что можно увидеть у Сапожниковых и Морозовых, не встретишь и в прославленной Европе. Привлекают отделы военный, среднеазиатский, галерея машин, панорама «Покорение Кавказа»…

Нестеров горестно вздохнул, вспоминая свои не очень-то веселые впечатления от выставки, особенно по художественному отделу…

— Ужасен Маковский… Картина «Минин» показывается в отдельном павильоне, за отдельные три гривенника. Все сделано автором в интересах картины. Он позаботился о ней, как о дорогом покойнике. Похороны первого разряда… Ковры, гобелены, возвышенные места для зрителей, реклама. Картина колоссальных размеров. Огромная толпа с традиционным юродивым, девицей, вынимающей серьги из ушей, и прочая, прочая. Все на картине есть: Минин машет руками, крестный ход выходит, все так, как нужно. Но, Боже! Как жалко Маковского, ведь это агония большого таланта. При огромных размерах все мелко, ничтожно, даже бархат и ткани на этот раз плохи. В общем же огромная затрата энергии впустую… Вот так, Абрам Ефимович, для зрячих Маковский конченый… Публика же, на его счастье, еще слепа и с радостью отдает тридцать копеек, чтобы сказать, что она видела Маковского…

— Ну а как отдел Товарищества?

— Наш отдел беден и мал. Картины висят по авторам, и кому бабушка ворожила, тем хорошо, мне она, по обыкновению, позабыла поворожить, и мои вещи расположили неважно. «Сергий» еще ничего, а бедных «Монахов» задрали на «Сергия», и они пропали. На все воля Божия…

— Здесь много разговоров было вокруг Мамонтова и Врубеля, «Новое время», как всегда, подняло шум, а что ж там на самом-то деле произошло, я так до сих пор и не знаю.

— Да ничего особенного… Как обычно, паны разбранились, Витте и Мамонтов что-то не поделили с президентом Академии и Толстым, а члены жюри воспользовались конфликтом и стукнули Мамонтова по макушке, зная о его пристрастии к Врубелю, авось, мол, и пойдет ко дну. А Мамонтов взял да и выстроил специальный павильон для изгнанника… И статья в «Новом времени» написана по заказу Мамонтова… Словом, ты знаешь, тут дело семейное, как-нибудь разберутся. Страсти были накалены до предела, но Врубель тут был нисколечко не виноват. Это действительно большой талант, талант чисто творческий, возвышенно, идеально представляющий красоту, с большими странностями психически неуравновешенного человека, но, повторяю, это талант.

— Мне он и показался странным, он может высказать тебе в лицо всякие гадости и ничуть не смущается этим…

Архипов недавно познакомился с Врубелем и был несколько шокирован его прямотой.

— Судьбу Врубеля предсказать трудно. Этот человек, имея множество данных, воспитание, образование, даже ум, не имеет ни воли, ни характера, ни ясной цели. Он, видите ли, только артист. Нравственный склад его действительно непривлекателен. Он циник и способен пасть низко. Если это не так важно для того, чтобы завоевать мир, он его завоюет, особенно с помощью такого, как Мамонтов. Во всяком случае, от него можно ждать много неожиданного и неприятного для нашего покоя и блаженства. Ну тут уж я шучу, как сам понимаешь…

— Да уж какие тут шутки… Я вот не пойму, почему ты несправедлив к Савве Ивановичу Мамонтову, ведь он столько делает для художников! Сейчас открыл Частную оперу, поставил «Псковитянку», которую никто до него не хотел ставить, к тому же нашел такого певца, как Федор Шаляпин…

Нестеров не ждал такого прямого вопроса, но уже давно у них с Архиповым сложились такие отношения, которые не терпели недомолвок.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Шаляпина

Восхождение, или Жизнь Шаляпина
Восхождение, или Жизнь Шаляпина

Первая книга дилогии известного писателя Виктора Петелина представляет нам великого певца в пору становления его творческого гения от его дебюта на сцене до гениально воплощенных образов Ивана Грозного и Бориса Годунова. Автор прекрасно воссоздает социально-политическую атмосферу России конца девятнадцатого и начала двадцатого веков и жизнь ее творческой интеллигенции. Федор Шаляпин предстает в окружении близких и друзей, среди которых замечательные деятели культуры того времени: Савва Мамонтов, Василий Ключевский, Михаил Врубель, Владимир Стасов, Леонид Андреев, Владимир Гиляровский. Пожалуй, только в этой плодотворной среде могло вызреть зерно русского гения. Книга В. Петелина — это не только документальное повествование, но и увлекательный биографический роман.

Виктор Васильевич Петелин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное