Восхождение, или Жизнь Шаляпина

«Поразительно, как успел Шаляпин за эти годы вырасти… Даже тогда, когда я написал хвалебную о нем статью «Радость безмерная», он был еще юношей, а сейчас — это могучий и зрелый человек, который во всем проявляет самостоятельность суждений… А как он спорил со мной о Коровине, дескать, Костеньку нельзя ругать, он такой талантливый. Как будто я не понимаю, что Костенька талантливый. Я же во всех статьях отмечаю, что и Коровин, и Врубель, и даже Малявин — талантливые художники, но пошли на поводу у западных декадентов, пишут уродливые вещи… Разве не я написал, что Врубель создал изумительное панно «Утро»; и разве не я говорил, что Коровин и Малявин — люди с дарованием, со способностями, отмечая у них хорошие вещи, особенно декорации — изображения древних и старинных русских построек, каменных и деревянных, снаружи и внутри. Оба проявили в этом роде много живописного, характерного, своеобразного, в самом деле национально-русского. Но почему я должен восторгаться тем же Коровиным, когда он появляется с двумя рисунками, в красках, предназначенными для «майолик»? Чтобы кто-нибудь согласился употребить когда-нибудь эту безалаберную чепуху в дело — и представить себе нельзя! Разве какой-нибудь Поприщин из сумасшедшего дома. У всех создавалось впечатление, что художник издевается над ними, предлагая такую гадость и чепуху… А что могло понравиться в безобразном триптихе господина Врубеля «Суд Париса», в уродливых «Демоне» и «Пане»? А эти ужасные красные бабы Малявина и его не менее ужасный и даже вовсе невероятный портрет Репина просто вызывают чувство гадливое. Талантливые люди, а подражают западным декадентам. Вот что противно… Жалкие обезьяны — вот кто наши декаденты, упивающиеся безобразным, нелепым и гадостным. Мамонтов все-таки подпортил вкус Шаляпина… Искусство должно быть ярко национальным, здоровым, верным правде жизни, глубоким, искренним. Как искусство самого Федора Шаляпина… Ну да ладно, отвлекся от дела спешного, с декадентами я еще надеюсь свидеться и свести с ними счеты, а Сементковский ждет не дождется конца моей работы».

Стасов вернулся к первым листочкам своей статьи о музыке и прочитал: «…Первая четверть XIX века наполнена деятельностью и творениями того музыканта, какого не являлось в мире с тех пор, как существует музыка. И этот человек наложил печать своей личности и своего мощного, необычайного почина на музыку всего последующего столетия. А почему это так произошло? Потому что Бетховен был не только великий музыкант, великий специалист и мастер по своему делу, по музыкальным средствам и способам, а и потому, что он был великий дух и музыка служила ему, по чудному выражению другого гениального человека нашего века, Льва Толстого, только «средством общения с другими людьми», средством выражения того, что наполняло его душу…»

И снова мысли его отвлеклись от музыки, от спешной работы. Положительно сегодня ему не везло. Откинувшись на спинку кресла, Стасов вновь задумался. Эта фраза из недавней книги Льва Толстого заставила его помимо воли задуматься о ее авторе… И мысли его закрутились вокруг дружбы с этим великим человеком, капризным, своеобразным, но каким же гениальным и не похожим ни на кого… Сколь уж раз они сталкивались в серьезнейшем споре, а проходит время, и сам Лев Великий или его жена Софья Андреевна по его поручению сообщают ему, что готовы видеть его и скучают по этим спорам и разговорам… И каждый раз из разговоров Стасов узнает что-нибудь новенькое, порой неожиданные мысли и суждения о современности. Уж он-то, Стасов, тоже, как известно, ничего не скрывает, не любит и не затаивает ничего в себе, а Лев Великий и подавно, такое иной раз выкинет. Стасов тоже никому не уступит, вот и начинается баталия…

Еще летом Стасов получил письмо от Софьи Андреевны Толстой с приглашением приехать повидаться со Львом Николаевичем. Вот это письмо:

«Мой Лев Николаевич поручил мне ответить на Ваше радостное всегда для него письмо. И я исполняю это с удовольствием, тем более что Вы обещаете приехать к нам, и я спешу выразить Вам и от себя радость принять Вас в Ясной Поляне и послушать Ваших живых, всегда столь интересных речей. Весь август мы будем в Ясной Поляне, и Вы выберете время для Вас удобное и пришлете телеграмму о приезде. Надеюсь, что нога Ваша не будет болеть и что мы с Вами погуляем. Что касается Репина, то Л.Н. вряд ли в состоянии будет позировать, да и очень этого не желает. Нехороши Репинские портреты Л.Н., ни тот, который в Третьяковской галерее, ни тот, где он босой.