Восхождение, или Жизнь Шаляпина

— Что я заметил… Все актеры Художественного театра тоже были наивными людьми. Это, очевидно, передается. И еще о Чехове… Вот мы в Нью-Йорке, Чехов позвал меня посмотреть только что приобретенный автомобиль, по дороге на станцию он мне такое наговорил, ну, думаю, по крайней мере «роллс-ройс». Приехали его вынимать из поезда. Открыли дверь, стоит старая какая-то колымага. Ну, выкатили ее. Что оставалось делать. Он говорит: «Там воды нет». И вижу, волнуется, места себе не находит. «Как домой доедем, в нем бензина нет», — говорит. Я отвечаю: «Ничего, как-нибудь доедем». Я нажал клапан стартера, машина завелась, он стал кричать, взволновался, забегал… «Ничего, я до станции и без воды и без бензина доеду, тут всего два шага до заправочной станции. Почему вы волнуетесь?» — «Распаяется!» Он думал, что машина, как самовар, может распаяться. Я доехал до станции, налили бензина, там было, конечно, немножко, ну и масло, проверили. Я поехал, везу его, а он все удивляется: «Не пойму, как это все получается». Он называл меня Леонардо да Винчи, магом и волшебником, потому что я все чинил ему. И потом я говорю ему: «Вот везу, а могу и остановить». А он махал руками и причитал: «Ради Бога, не останавливайтесь». Боялся, что остановишься, так и останешься стоять. А потом эту машину выбросили, купили другую. А еще боялся полиции. У него был ледник, там какая-то капсула с газом лопнула, и газ вышел. Естественно, газ проник в дом, в жилые помещения. Смотрит он на жену, а у нее слезы. Спрашивает ее: «Что ты плачешь?» И она в свою очередь спрашивает: «А что ты плачешь?» У него, оказывается, тоже слезы на глазах. Но догадаться не могут, что это от газа. Соседка сказала им, что у них лопнула капсула, надо позвать пожарных. Он позвал пожарных, приехало человек двадцать. Капсулу выкинули, поставили другую, и все в порядке. А он уже побежал за деньгами — на чай давать. Встал в дверях и приготовился раздавать каждому. Они говорят ему: «Мне это не надо». — «Как это не надо?» — «Мне это уже в таксе все заплачено». И ушли. А он страшно был расстроен. Я ему говорю: «Почему вы так расстроены?» А он отвечает: «Если будет пожар, они вновь не приедут».

— Федор Федорович! В Милане я слушал и смотрел «Фальстафа» в постановке Стрелера…

— А как же вы билеты в «Ла Скала» достали? Ведь мало кто из приезжих из России бывает в «Ла Скала». И дорого, и невозможно достать…

— Академик синьора Корти, у которой мы были в гостях, позвонила маэстро Гаваццени и попросила два билета для русских писателей.

— Это тот самый Гаваццени, который написал книжку «Мусоргский и русская культура»? О, это знаменитый дирижер, он дирижировал «Хованщиной» и «Борисом Годуновым» в Америке и чуть ли не во всем мире оперном гастролировал. Мусоргского он глубоко познал. О нем много писали…

— Да и у нас он дирижировал во время гастролей Миланской оперы в Москве в 1964 году. Но я не о маэстро Гаваццени хочу вас спросить, хотя и выражаю ему глубокую благодарность за то, что он откликнулся на просьбу синьоры Марии Корти и предоставил нам возможность побывать в «Ла Скала». Я о Стрелере хочу вас расспросить. У меня после этого спектакля осталось такое впечатление, что эта постановка — образец реалистического оперного искусства. Я уж не говорю о голосах, особенно о мужских. Это выше всякой похвалы… Но артисты играли как в драме и весь антураж, обстановка и прочее тоже производили впечатление подлинного жизнеподобия. Там, на сцене, в правом углу, как сейчас помню, был стог сена, в который молодые герои прыгали и делали всякие кульбиты, объясняясь в любви, ссорились и прочее и прочее. Мне очень понравилась эта постановка «Фальстафа». Какое у вас впечатление от работа Стрелера?

— «Фальстафа» я не видел, но я видел «Отелло». У меня к нему сложное отношение. Понимаете, все режиссеры, такие, как Стрелер, в особенности, хотят себя показать. Они не могут повторяться, они меняют многое в прежних прочтениях сценических. Меняют нарочно… Делают не так, как раньше было. Если меняют в лучшую сторону, это хорошо. Но бывает, что меняют и в худшую сторону, а выдают это за новизну. Вот это плохо. Ну вы сами понимаете, что я говорю элементарные вещи, но так часто бывает и на Западе, и в России. Ничего с этим не поделаешь. Вот в «Отелло»… Я знаю, откуда Стрелер взял эту идею: Отелло душит ее подушкой. А это неверно. Он душит ее руками, а Стрелеру не хочется этой нормальности. И он взял из римской истории эпизод, когда Калигула задушил Тиберия таким образом. Тиберий долго умирал, и, чтобы от него поскорее избавиться, Калигула задушил его подушкой. А Стрелер оттуда взял этот факт и применил к Дездемоне. И неудачно. Представляете, Дездемона бегает по сцене, Отелло бегает за ней с подушкой. Понимаете? Ерунда какая-то. Я вот такие вещи не прощаю. Это искажает драму. Или вот Стрелер поехал в Вену и поставил «Волшебную флейту». Публика, вспоминаю, была очень недовольна, и критика тоже. В сущности, он провалил оперу. Публика тогда говорила: «Мы пришли слушать и смотреть Моцарта, а не Стрелера».