Восхождение, или Жизнь Шаляпина

Сколько он прослушал опер в исполнении признанных мастеров столичной сцены, с участием знаменитых итальянских и французских гастролеров! И все время сравнивал их между собой. Странное чувство возникало в нем. Казалось бы, он должен был упиваться наслаждением оттого, что так превосходно и слаженно играют на сцене, а у него возникали то и дело иронические улыбки при виде эффектных, но таких фальшивых, чисто театральных жестов и шаблонных движений рук, головы.

Нет, он так играть не будет… В игре даже знаменитых артистов Федор чувствовал какую-то фальшивую приторность, слащавость и оперную манерность, где каждый жест можно заранее предугадать… В своей работе он решительно отказывался от шаблонных жестов, пытался найти свои, естественные, идущие от жизни жесты и движения и, не владея сценической школой мастерства, впадал в другую крайность: играл резко, непредсказуемо, вызывая недовольство дирекции и собратьев по сцене…

Так что же делать?.. В ближайшее время жизнь не сулила Федору ничего хорошего, он реже стал бывать в театре. Приходило отрезвление, и все чаще сомнения начинали тревожить его замершую было в самоуверенности душу. Нет, он еще ничего не достиг. Действительно, необходимо работать, необходимо учиться. Но он не может учиться у мастеров Мариинского театра. В свое время они, может, и были хороши, но время идет, открытое ими вновь стало трафаретом, застывшим, каким-то до приторности игрушечным. Вот бы перенести на сцену Мариинского театра всю правду жизни, какой добиваются актеры Александринского театра, перенести всю боль и радость человеческой жизни с ее трепетным счастьем и сладкой грустью, с ее всесветной злобой и бескорыстной жаждой самопожертвования во имя счастья ближнего своего…