Восхождение нелюдя

Его вещевой мешок пополнился удивительными предметами. Те, что не могли ему пригодиться, выменивал. Были вещи загадочные, предназначение которых Бенир не мог понять. Такие находки он оставлял себе, чтобы позже выяснить, что они такое. Однажды он пытался расспросить у прохожего предназначение одного из предметов, но едва не лишился не только своих вещей, но и жизни. С того дня он стал осторожен. Лишний раз свой мешок не открывал при посторонних.

Он обзавёлся несколькими большими флягами для воды, сигаретами и бинтами. Всё это он использовал на полях сражений: умирающие бойцы часто просили сигарету, а не воду. А троим однажды Бенир перетянул раны своей изорванной одеждой. Те парни сумели покинуть поле боя до появления падальщиков. Вероятно, и по сей день здравствуют.

Бенир, окинув взглядом бескрайнее поле, покрытое редкими цветами и островками слабой травы, сел на уступе и вынул кусок хлеба с сыром и принялся за еду. Он останется здесь. Рядом растёт огромное старое дерево, в ветвях которого можно остаться на ночь. Падальщики не способны подниматься на высоту более десяти метров.

Где-то на горизонте уже поднимались тучи пыли, делая уходящее светило алым. Скоро разразиться ещё один бой. Нужно подготовиться и ждать финала.

Каждый раз, глядя как люди убивают друг друга, мальчик пытался понять смысл этих сражений. Никто ведь по-настоящему не выигрывал. Обе стороны несли колоссальные потери. Командиры обеих армий, оставив на поле тысячи, а то и сотни тысяч своих солдат, в какой-то момент просто, разворачивали свои полка и уходили. Они не пытались перед боем договориться, не пытались остановить его или, просто, не явиться. Шли. Убивали. И уходили.

Бессмысленная битва казалась мальчику неправильной, сюрреалистичной, неоправданной, жестокой. Так и родители его погибли. Вот в такой войне. И у этих вояк тоже, небось, дома ждут их жёны, дети.

Два народа без конца воюют, оставляя на полях сотни тысяч умирающих своих сограждан. И никогда не пытался вмешаться некий третий народ, чтобы остановить это. И есть ли другие народы в этом мире? Каков он этот мир, если здесь постоянно воюют, отдавая тяжело раненных и тела мёртвых на растерзание ужасным тварям?

Бенир отвлёкся от размышлений, услышав у ног знакомый скрежет и шуршание. Падальщик!

Мальчик застыл с поднятой рукой у рта. Кусок хлеба и сыр зависли в воздухе. А у ноги выворачивалась земля, выпуская наружу ещё пока очень тонкую, едва заметную чёрную полоску. Маленький. Очень маленький падальщик выбрался и тоже замер, разглядывая сотнями микроскопических ярко-зелёных точек-глазок человека. Чёрная полоска. Просто прямоугольник не более двух сантиметров в длину и полутора сантиметрах в ширину. Вот и весь смертельно опасный падальщик. Детёныш пока ещё.

Хищник приподнял переднюю часть своего тельца, продолжая с любопытством рассматривать гору мяса перед ним.

– А хлеб будешь? – сглотнув от страха, прошептал мальчик. – Я ещё жить хочу. Давай, я тебе дам хлеба, а ты не тронешь меня? А?

Детёныши в стократ опаснее взрослых особей. Тех можно увидеть и убежать, а вот от их потомства не удрать – прыгают высоко, стремительно, их почти не видно на фоне тёмной земли, особенно ночью.

Бенир медленно стал опускать руку с хлебом к чёрному, качающемуся кусочку тряпочки, на которую так похожа эта тварь.

– Хлеб. Это хлеб. А сверху сыр. Вот, попробуй, – продолжал Бенир.

По его спине лился холодный пот, сердце от ужаса почти перестало биться, но рука продолжала опускаться к земле, к плоской морде крошечной твари. Бенир знал, что бежать бесполезно. Чтобы убежать, должна быть дистанция не меньше трёх метров. Тогда ещё есть хоть какой-то шанс на спасение.

Хлеб упал на землю прямо перед мордой твари, которой отпрянула, но через пару секунд набросилась на обед мальчика. Падальщик накрыл головой еду, и та стала распадаться на частицы, едва ли не в пыль. И пыль втягивалась в острые края прямоугольника твари.

Так, вот, значит, как они питаются!

Заинтригованный Бенир подтолкнул к твари кусочек сыра и склонился, наблюдая, как падальщик “уплетает” его обед. Над телом твари начали проступать контуры ещё одного прямоугольника – полупрозрачный, едва видимый, напоминающий марево, какое случается над дорогами во время жары.

Падальщик поднял переднюю часть тела и закачался вперёд-назад, вращая крошечными глазками, рассыпанными по поверхности того места, где у других животных есть голова.

– Что? Ещё еды? Погоди. Есть ещё. Вот.

Бенир извлёк из мешка тушку крысы, которую собирался обменять у солдат в военном лагере – те не гнушались никаким мясом. Ели даже воробьёв и мышей. Жаловались, что довольствие скудное, а то и не свежее, от чего случаются частые отравления порой и со смертельным исходом. А крыс они и сами ловят в промежутках между боями. Варят их подолгу. Так и выживают.

Крыса пришлась по вкусу падальщику. Тварь её так же расщепила в пыль и втянула в себя. Над её спинкой появилась ещё одна полоса, ещё более тонкая и прозрачная. Но под определённым углом можно её рассмотреть.

– Это ты так растёшь?