Восхождение: Проза

Вот так и в жизни его пошло и поехало: все будто есть, разобраться, а чего-то самого теплого и родимого все же недостает. Может, оттого, что, закрутившись в опустошающей городской колготне, в грехах как в шелках, в работе, в путанице мыслей и увлечений, по многу лет не виделся с матерью — совестно было, и от долгих разлук материно место в его душе сильно заузилось, потянулось сонной болотной ряской, потом надломилось веточкой, тронутой первыми заморозками, и, потеряв питающие, согревающие, лечащие соки, быстро повяло, приглохло в замирающей, стынущей душе… Может, и потому, что давно не ложилась легкая дорожка в родные места, давно не шел тропой, пробитой от поскотинной городьбы к березняку через ржаное поле, колосьями щекотящее подставленные ладони, и не вдыхал во всю грудь терпкий жар спелого хлеба, закрывая глаза от тихого счастья, а пустыми ночами без сна давно уже отучился смотреть в звездное небо, как бы высматривая там некий ответ для жизни, отдыхая и укрепляясь взглядом среди сияющей россыпи звезд… Может, и потому, что и душу-то свою редко стал чуять, точно раструсил ее где-то на горячем многолюдном асфальте, в окаянных и отчаянных беседах за хмельным и недобрым столом. А вместе с этим перестал в полную душу, не лукавя, томиться по утраченному детству, по укрылившей навечно полуночной птице. Все может быть… Поэтому не хлеб тут виной — хлеб, магазинский ли, свой ли, пропеченный, непропеченный, а все хлебушко от земли кормящей, и грех на него наговаривать; благо что всем хватает, — виной же тут другое: может быть, то, что и перед хлебом бывает совестно, когда начинаешь вдруг спрашивать себя, как спрашивала когда-то мать, сурово взглянув на Ванюшку с сестрой: а заслужили вы нынче хлебушко-то или нет?